Государственный Алхимик - стр. 47
К тому же, Эл запланировал познакомить меня со своей матерью, когда отправится на церемонию, чтобы доказать свою ЧЛП, то есть Чистую Любовь к Предметам. В целом, перспектива была неплохая.
Однако из-за шанса получить своего человека в Корпусе Героев я не собирался подсовывать Элу свою кузину.
– Учти, Эл, если эта горничная пожалуется мне, что ты её домогаешься, или какая-нибудь другая девушка, то… – начал я.
– Такого не будет, даю слово Дома Лавровых! – ещё раз заверил меня Эл, после чего добавил: – Но знаешь, я вдруг осознал, как мне нравится деревня. Свежий воздух, нет брусчатки. Где ещё такое найдёшь? Красота!..
***
Проблемы у меня начались не только с Нонной.
Назавтра стало намного хуже.
После полудня собрался народ со всей деревни. Хотя «народ» – это сильно сказано. Так, небольшая группа людей.
Как отчитался мне Виктор, Усть-Михайлово насчитывало всего десять дворов: двадцать два мужчины и пятнадцать женщин. Деревня была образована ещё Михаилом Ломоносовым вместе с усадьбой, здесь же он когда-то построил школу, часовню и даже фабрику по производству алхимического стекла.
Сейчас ничего не работало.
Из деревни многие уехали, а те, кто остался, жили сами по себе и им это нравилось. Никаких баринов, помещиков и крепостных давно не существовало. Крестьяне получили свободу и довольствовались тем, что выращивала и создавала их маленькая община.
И явившись сюда, я нарушил их спокойный мир.
Хотя, не совсем спокойный – проблемы у деревни всё-таки имелись. Как минимум, с летающими кочевниками.
Староста собрал всех около мельницы, недалеко от сожжённых ворот усадьбы, на поляне у реки. Судя по истоптанной траве, это было место частого сбора.
Я не стал никого томить. Встал на бревенчатое крыльцо у входа в мельницу и объявил громко:
– Меня зовут Илья Борисович Ломоносов! По велению главы рода я заселился в усадьбе Михаила Ломоносова, Государственного Алхимика, и сейчас привожу всё в порядок. Староста Поплавский, который…
– Да знаем мы! Он работников в усадьбу снарядил! – перебил меня худой старик с бородой, сплетённой в небрежную косичку, и с длинными седыми волосами.
Он стоял дальше всех, у деревьев, навалившись на берёзу плечом, зато голос у него был такой громкий, что все обернулись.
Меня и самого от этого голоса морозец пробрал – до чего он был напористый и грозный.
– Архип! Сбавь голосищ-ще! Мальчонку испугаешь! – тут же попросила одна из молодых женщин. Дородная, с большой грудью и тоже не тихим голосом.
– Дык я и так шепчу, Марфуша! – ещё громче объявил дед. – Экие тут неженки завелись! Прямо ромашки в самом деле!
Я зыркнул на старика, давя его взглядом, но тому хоть бы хны.
– Ну давай, давай! – снова прогромыхал он. – Вещай, младенец! Приехал ты сюда, а мы чегось должны делать? В ножки тебе падать? Агась! Привыкли к людской ласке, бояре! Да выкусите! – Он потряс тощим костлявым кулаком. – А мы свободы-то повидали, теперь обратно нас под сапог не загонишь! Понял, барчонок? И не зыркай тут на меня, аки волк! Видали волков и похуже! А ты щ-щ-щенок ещё!
Раздался всеобщий хохот.
Я скрипнул зубами.
Вот, значит, как. То «младенец», то «барчонок», то «щенок». Видимо, тут будет ещё сложнее, чем я думал.
– Уезжай восвояси, барчонок! – присоединился к деду ещё один мужик, помоложе и покрепче. – Мы и без тебя тут славно живём!