Государь Иван Третий - стр. 28
Через полтора месяца в столице неожиданно появился архиепископ Феофил. Он приехал к великому князю, но боялся сразу пойти к нему и вначале направился к болеющему митрополиту. Феофил спросил его о здоровье. На вопрос тот ответил:
– Да слава богу, владыка, постепенно сил набираюсь. Ты зачем пожаловал?
– Да… – Феофил замялся.
– За кого-то просить приехал? – догадался Филипп.
Тот кивнул.
– Да, святейший, хочу просить, чтобы некоторых князь из уз выпустил. Без них скудеет казна новгородская. Помогнешь? – неожиданно спросил он.
Филипп подумал, потом перевел взгляд на просителя.
– Ну что ж, придется. Попрошу я господина нашего, великого князя. Пущай помогнет.
Великий князь «помог». Он любезно встретил архиепископа, угостил обедом, но из заточения никого не выпустил. Расстроенный и обозленный возвращался от него Феофил.
Люди быстро узнали, с чем вернулся архиепископ, и зубоскалили на рынке.
– Ишь, ходок нашелся, – не спуская глаз с безмена, проговорил мужик, одетый в добротную шубейку, и продолжил, бросив кусок взвешенного мяса в корзину: – Один раз попросил, великий послушался. А вот во второй отказал: «Они воры и убийцы».
– Так ему и сказал? – полюбопытствовала какая-то баба, внимательно следя за разговором.
– Говаривают, так и сказал, – ответил уверенно мужик в шубейке.
– А что, оно так и есть, – заговорил продавец, – Москва права.
– Да, Москва права наши нам вернула, – вставила бабенка и заторопилась прочь.
И повалил народ в Первопрестольную, забыв старинный уговор: «На Низу новгородца не судить». Вскоре поехали не одинокие искатели защиты, а прикатил один из посадников, Захар Овинов, приведя за собой многих новгородцев: кого судить, кому отвечать. Это было великое знамение: гордый и непокорный Новгород склонил голову перед Москвой. Один знатный новгородский боярин так осветил этот момент: «Такого не бывало от начала, как земля их стала и как великие князья пошли от Рюрика. Один только великий князь Иван Васильевич довел нас до этого. Ныне уж не выкрутиться. Прощай, новгородская воля!»
А тут еще новгородские заботы заставили послать в Москву двух своих послов, Назара Подвойского и Захара, вечевого дьяка, которые в своей челобитной назвали великого князя государем. Раньше только называли, а эти – написали! Как топором врубили: «Государь!» Иван Васильевич долго смотрел на это слово: «Ишь ты! Здорово-то как! Не я приказал так мня величать. Народ! Народ признал!!! Хотя раньше великих князей называли только господами».
Это событие натолкнуло князя на мысль: «Народ новгородский увидел в Москве, во мне, своего защитника, назвав меня государем. Это великая подвижка. Но осталось еще один шаг сделать – убрать вече, ибо оно может стать источником любой смуты. Не все хотят с этим расставаться. Некоторые только ждут этого момента: то Казимир подымется против меня, то татары. А пока они бездействуют, надо этим воспользоваться».
И он загорелся. Новгородцы своим обращением «зажгли» его. Не откладывая дело в долгий ящик, по его приказу были снаряжены послы в Великий Новгород. Им поручалось выяснить, какую они хотят власть. Хотят ли, чтобы в Новгороде был один суд государя (сами так назвали), чтобы его тиуны вели дело и чтобы освободили Ярославов двор для великого князя?
Узнав об этом, лютой, злой вернулась Марфа к себе с вечевой площади и воскликнула: