Гостинодворцы. Купеческая семейная сага - стр. 48
– Ну вот и отлично. Я отдохну, как следует. Кровать мне приготовлена?
– Все, как следует, в аккурате… Утром, как можно, ежели ясное утречко, вот какую руладу пустит – растаять можно, ей-богу! – улыбался Андрей, сверкая и глазами, и зубами.
– Отлично! – улыбнулся Сергей, с удовольствием смотря на своего Андрея, обвороженного соловьем. – Завтра утром ты меня и разбуди.
– Разбужу-с, помилте, как для такого случая не разбудить? Только вы сичас ложитесь спать, а то не выспитесь.
– Высплюсь, не беспокойся. Рано ли твой певун просыпается?
– Соловей-то? В четыре утра-с.
– Раненько!
– Птица аккуратная, Сергей Афанасьич, у ей все вовремя, не так, как у людей, справедливая птица.
– Так в четыре часа меня и разбуди.
– Беспременно-с, мне, главное, ваше мнение насчет соловья дорого, а не токма что, и опять же, ежели утро настоящее будет, – рай в лесу-с! Люблю я лес, Сергей Афанасьич, летом, не ушел бы, кажись, из него.
– Ты очень любишь природу, как я вижу.
– Да, уж насчет природы в лесу раздолье-с… и травка всякая, и козявка мудреная, и птичка… вы видали, как лес просыпается?
– Не видал.
– Посмотрите-с, и зимой лес хорош, в особливости как он заиндевеет. Чистый чертог-с, но летом для глазу приятнее много. Летом, как можно! Зайдешь в лес, сядешь, а кругом тебя всякая животная Бога хвалит, инда слеза пробьет. Так я в четыре вас побужу, можно-с?
– Пожалуйста.
– Слушаю, будьте покойны. Окна закрыть прикажете?
– Зачем?
– Я сам так думаю, что прохладнее будет… Спокойной ночи, Сергей Афанасьич!
Андрей, широко размахивая локтями, вышел из комнаты.
Сергей долго сидел у стола, обдумывая происходившие события и вспоминая свою дорогую Липу, и только когда уже стало совсем темно, он разделся и бросился в прохладную постель.
Разбудил Сергея фабричный свисток. Он встал с постели, подбежал к окну и выглянул на площадь. Горизонт горел, освещаемый лучами всходившего солнца, хотя над фабрикой еще висел предрассветный сумрак.
С востока тянул легкий ветерок и мало-помалу разгонял тени проснувшегося утра.
Сергей жадно потянул прохладный, сыроватый воздух и отошел от окна, невольно вздрагивая от ветерка, забравшегося к нему за ворот ночной сорочки.
– Половина четвертого, – проговорил он, посматривая на часы, – скоро и Андрей придет… надо одеваться…
Он накинул на себя отцовский халат и подошел к окну, выходившему в сад.
В саду царила тишина. Только несколько воробьев чиликали лениво на ветках акаций да гудел свисток, созывая рабочую силу на труд.
Сергей долго прислушивался к монотонному пенью свистка, затем умылся, надел длинные сапоги, фуражку и вышел на крыльцо.
– Батюшки, Сергей Афанасьич, ужли встали? – словно вырос из земли Андрей, протирая кулаком заспанные глаза.
– Как видишь, Андрей…
– Скажите на милость, чему такую оказию приписать?
– Свистку. Слышишь?
– Понимаю-с. Которые не совсем к нему привычные – проснутся беспременно… Самоварчик взбодрить не прикажете?
– Хорошо бы… да не поздно ли будет?
– Ничего-с, поспеем… я с вечеру Степанычу наказывал, может, забыл по старости лет… Эй, Степаныч… дрыхнешь, что ль? – отворил Андрей заднюю дверь, пролетев метеором коридор.
– Вона! – раздался за дверью старческий голос. – Да я уж пять раз «Богородицу» с «Отче нашим» прочел…
– Богобоязненный ты у меня, сичас провалиться! – похвалил Степаныча Андрей. – А самоварчик взбодрил?