Гостинодворцы. Купеческая семейная сага - стр. 22
– Было время, Анна Ивановна, было-с! – вздохнул глубоко Подворотнев, усаживаясь за самовар. – Жил я в достатке, и люди мной не гнушались, а теперь мал бех и ничтожен, во всех отношениях.
– А все же грешно забыть: бедность – не порок.
– Это действительно что не порок, тем более что на моей совести ни одного упрека нет… Все отдал, со всеми расплатился, и, ежели сам остался без гроша медного за душой, во всех отношениях, зато кажному человеку могу прямо в глаза глядеть.
– Слышала я в те поры, что вы как-то по-чудному расплатились, – улыбнулась хозяйка, наливая гостю стакан чаю. – Говорил мне Спиридоныч и ругал даже вас.
– За что-с, многоуважаемая?
– А за то, что все отдал и сам без копейки остался, сделку бы могли сделать.
– Сделку-с? – улыбнулся Подворотнев. – Совесть у меня такая глупая в те поры была, ни на какие сделки не шла.
– А я сколько раз про вас вспоминала и у Спиридоныча спрашивала. «Не вижу, – говорит, – совсем из глаз пропал… слышал, что живет у Аршиновых, только и всего». У Сереженьки про вас тоже спрашивала…
– Премного благодарен вам за память, во всех отношениях…
– Хорошо вам жить-то, Аркадий Зиновьич?
– Благодарение Богу и благодетельнице Арине Петровне, живу, как у Христа за пазухой… да и много ли мне, старому грешнику, надо? Теплый угол да кусок хлеба, только и всего, во всех отношениях…
– А очень вы постарели, Аркадий Зиновьич…
– Укатали сивку крутые горки. Был конь да уездился… от греховной жизни это, многоуважаемая Анна Ивановна, – грешил, во всех отношениях…
– Охо-хо-хо! – вздохнула Анна Ивановна, подвигая гостю стакан. – Пожалуйте, Аркадий Зиновьич… и какая досада: может, каких-нибудь пяти минут Спиридоныча дома не застали…
– Не судьба-с… Бог милостив, не раз, поди, еще встретимся на жизненном-то поприще… а я больше к вашему сыну Александру Сергеичу… брал у него наш Сереженька книжку читать…
– У них постоянное чтение идет…
– Так точно-с. Сереженька-то сейчас на фабрику уехавши, так и просил меня занести книжку Александру Сергеичу… Будьте столь любезны передать оную по принадлежности, во всех отношениях…
– Передам, отчего не передать…
Старые знакомые разговорились, вспоминая старое, и незаметно просидели за самоваром часа два.
– Засиделся я у вас, многоуважаемая, – проговорил, вставая из-за стола, Подворотнев, – и к обедне в Донской опоздал…
– Посидите еще, Аркадий Зиновьич… я сичас вам дочь свою покажу… вы ее еще махонькой зазнали…
– Олимпиаду Сергеевну? Очень буду счастлив познакомиться со взрослою девицей, которую когда-то на руках тетешкал, во всех отношениях…
Алеева послала за Липочкой. Подворотнев ощупал в кармане письмо Сергея и улыбнулся.
Липочка, как ветер, влетела в столовую и внесла с собой струю весеннего воздуха.
– А я, мамочка, в саду была! Понюхай цветки! – проговорила она, нагибая матери головку, всю сплошь убранную живыми цветами. – Хорошо пахнут?
– Очень хорошо… а ты что же, не видишь разве гостя?
Липочка отскочила от матери и поклонилась Подворотневу.
– Не узнаешь?
– Нет! – качнула она головкой. – Позвольте, кажется… ах, нет… нет, не узнаю!
– Аркадий Зиновьич Подворотнев!..
– Подворотнев?.. Не помню…
– Забыли-с! – вздохнул тот, с удовольствием смотря на Липочку.
– Ах да, вспомнила! Ха-ха-ха! – раскатилась звонким смехом Липочка. – Букет, букет, ха-ха-ха!