Гостинодворцы. Купеческая семейная сага - стр. 12
Характер у него был мягкий, сердце – доброе и отзывчивое. Чужое горе его трогало до слез, а на обиды и шутки, отпускаемые иногда на его счет, он смотрел как на должное возмездие за его вины и грехи житейские.
– Жизнь, – говаривал он, – море ненасытное, ангел мой. Нынче оно спокойно, а завтра, глядишь, забурлит и поглотит кораблики, а на корабликах-то люди. Греха одного сколько, во всех отношениях. Так и человек: нынче он живет по правде, по совести, а завтра – хвать: то одному зло причинил, то другому боль растравил, а возмездие не дремлет, ангел мой, во всех отношениях, не дремлет!..
Сергей очень любил Подворотнева и часто поверял ему свои тайны и надежды. Тайну любви, впрочем, он не поверял никому и только теперь, пораженный намерением отца, он решился прежде всего рассказать все матери.
Арина Петровна сидела в своей спальне, когда вошел к ней Сергей, только что возвратившийся из города.
– Сереженька, ты? – справилась та, с любовью и гордостью посматривая на стройную фигуру сына.
– Я, мамаша.
Сергей поцеловал руку матери и сел возле нее.
Арина Петровна отложила в сторону чулок, который она вязала, сняла очки и погладила по голове сына.
– Чайку не хочешь ли, а?
– Нет, мамаша, спасибо… в городе пил.
– Ну, скушай чего-нибудь… мы сегодня ватрушки с творогом пекли, твои любимые.
– И есть не хочется, мамочка.
– Да ты уж здоров ли, голубчик? – затревожилась Арина Петровна. – Не ест, не пьет… нездоров и есть.
– Право же, здоров… не беспокойтесь, пожалуйста… неприятность у меня только одна.
– С отцом? – испуганно всплеснула руками та.
– Нет, но… может.
– Сереженька! Родной мой! Сдержи себя, помни заповедь: «Чти отца твоего»!
– Я и чту его, и уважаю, но ручаться за себя не могу… все зависит от него самого.
– Да что такое случилось? Господи!
– Мамаша, вы не пугайтесь, ради бога. Пока ничего не случилось, но может случиться то, что я перестану его и любить, и уважать. Вам ничего не говорил папаша?
– Про тебя? Ни словечка, голубчик.
– А про брата Ивана?
– Говорил, утром нонче говорил. Женить его хочет… Что ж, это дело законное, святое дело, Сереженька.
– А на ком – говорил вам?
– И это сказывал. У Алеева, вишь, дочь есть… да тебе лучше знать, Сереженька, ты у них в гостях бываешь.
– На Липе?
Сергей встал со стула и подошел к окну.
– А уж, право, голубчик, не знаю, как ее зовут, может, и Липой.
– Так этой свадьбе, мамаша, не бывать. Я люблю Липу. Слышите, родная, я люблю, и Липа меня любит!
Арина Петровна совсем растерялась.
– Да как же это так, Сереженька? – бормотала она. – Господи! Да что же это будет?
– И я ее не уступлю Ивану… никогда! Мамочка! Добрая моя, хорошая! Я так вас люблю, как ни один сын не может любить свою мать… душу, жизнь, все отдам за вас! Ближе вас да Липы у меня никого нет на свете, так неужели вы за мою любовь к вам пожелаете мне несчастия?
– Что ты, что ты? Христос с тобой!..
– И знайте, мамаша, если вы не уговорите отца отказаться от его мысли – женить Ивана на моей Липе, я… я не знаю, что я сделаю. Когда у человека отнимают его счастье, он забывает все: и долг, и честь, и узы родства!
– Сережа! – простонала Арина Петровна.
– Я убью Ивана, если только он осмелится это сделать!.. Пусть меня сошлют на каторгу, повесят, расстреляют… пусть делают, что хотят, но Липы я ему не отдам.