Гостиница тринадцати повешенных - стр. 41
– Очень хорошо, сударыня.
Жена Ла Пивардьера намеревалась уже выйти из комнаты, но муж придержал ее за юбку.
– Ты иди, конечно, иди… но сперва один вопрос: ты, разумеется, не ожидала столько гостей… но ужин…
– Успокойся, мой друг, ужин будет приличный – я сама займусь им. В нашем городе достать можно все, да и Бабетта, наша служанка, не рохля какая-нибудь.
– Отлично! Да, и подай нам то розовое бургундское, которое ты бережешь для больших праздников: мне очень хочется попотчевать им нашего гостя.
– Попотчуем, мой друг, попотчуем! Вы же знаете, Антенор, я никогда не скуплюсь ни для вас, ни для ваших друзей.
– Знаю, какой ты можешь быть, когда захочешь… просто прелестной женушкой! Иди же, моя дорогая, иди уже… Но… клянусь рогами дьявола, мы же еще даже не поцеловались! Ну, сударыня, целуйте же скорей вашего мужа!
– О! Как же это… при постороннем господине?
– Э, да что тут церемониться! Господин этот – наш друг, и к тому же что может быть почтеннее женщины, целующей своего мужа?
Согнувшись вдвое, чтобы оказаться на одном с горбуньей уровне, Антенор подставил свою щеку, на которой та запечатлела поцелуй очень сомнительной нежности и скрылась из магазина.
– Ну! Что вы об этом думаете? Умею я укрощать женщин?! – вскричал торжествующий Ла Пивардьер своему гостю.
– Да уж, тут вы мастак! – отвечал искатель приключений, смеясь.
– Каждый раз, как я возвращаюсь… она всегда так скалит на меня зубы…
– И для усмирения ее вы принимаетесь жечь товары?
– Нет, я никогда не прибегаю к одному и тому же средству… Однако сегодняшнее мне понравилось… Не премину повторить его при случае.
– Но почему ваша жена, вместо того чтобы обрадоваться вашему приезду…
– Приходит в такую ярость, хотите вы сказать? – перебил его Ла Пивардьер. – Гм! Нервы! Она у меня очень нервная… да к тому же… есть и другие причины, о которых долго рассказывать. Ох! Жильетта, милая моя девочка, а ты все работаешь? Как вы находите мою племянницу, господин Симеони? Не правда ли, она премиленькая?
– Просто очаровательная!
Когда сцена, столь бурная в начале, между ее дядюшкой и тетушкой приняла более спокойный оборот, мадемуазель Жильетта, сидевшая за прилавком, вернулась к отложенной с прибытием мужчин работе.
Девушка покраснела от таких похвал и, продолжая шить еще усерднее, отвечала:
– Мне нужно подрубить все эти скатерти и салфетки к завтрашнему дню, дядюшка.
– Ах! Какое великолепное столовое белье! Настоящее голландское! Это, верно, для какой-нибудь придворной дамы?
– Нет, дядюшка… нам принес эту работу управляющий какого-то знатного сеньора, который приедет сегодня вечером из провинции и поселится в той гостинице, что напротив нас. Да вы, дядюшка, может быть, и знаете его, вы же так много путешествуете! Его зовут барон де Ферье.
– Барон де Ферье! – вскричал Паскаль Симеони. – Так, говорите, мадемуазель, барон де Ферье, сеньор из Бове, будет жить на этой улице… в доме напротив?
– Да, сударь.
– Вот так дела! – произнес Антенор. – Похоже, у нас будет знакомое соседство! Каков случай-то, а, господин Симеони? Эх! Что-то мне подсказывает, что это соседство не противно вам будет! Тем лучше, черт возьми, тем лучше! Я тем более этому рад, что сам этому немного посодействовал.
Черты Паскаля действительно выражали радость. Внутренне он благодарил судьбу, позаботившуюся так скоро приблизить его к этой молодой женщине, которую графиня де Шале поручила ему оберегать от неприятностей, а возможно, и страданий, – каких именно, он еще не знал, но твердо намеревался выяснить.