Гость волшебного мира. Книга 1 - стр. 7
Полицаи в кузовах спешно жевали, разламывая остатки пирогов друг у друга в руках. Шнурок, в дальнем тёмном углу, баюкал туго перебинтованную кисть.
Старик же, староста, потрясённо глядя в оставленный ему список налогов и сборов, тихо бормотал:
– Это, бабоньки, уже не голод. Это – верная смерть…
ГЛАВА 2 Лес
На дне кружки ещё оставалось немного молока – ровно для последнего куска хлеба. Луковицу Витя, по-прежнему, будто не видел. Хоть голод и терзал его желудок, но не настолько, чтоб заставить есть всё подряд.
Мама сильно переживала из-за Витиных, как она считала, привередливых капризов.
– Ничего, зима это исправит – сказал ей староста в один из дней.
И мама, вздрогнув, побледнела, как в Караваево теперь бледнели все, при мысли о грядущей зиме. Ведь с ней, рука об руку, приближалась та самая, верная смерть. Её зловещая тень – призрак голода-убийцы – застыла над деревней сразу, едва староста прочёл немецкий приказ. Будто его длинный текст был произнесённым вслух опасным чёрным заклинанием.
И пусть, кругом, на первый взгляд, казалось, ничего не изменилось. По-прежнему стояло солнечное лето. Цвели цветы, жужжали пчёлы и зрели яблоки в садах. Царил покой.
Короткое затишье рухнуло, как только староста, свернув немецкую бумагу, произнёс:
– Держаться надо теперь вместе. Иначе, перемрём…
И тут всё завертелось ураганным кувырком. На Караваево опять обрушились гомон, гвалт и суета.
Селяне кинулись сгребать в своих чуланах, погребах остатки съестного и тащить их к старосте в дом. Его изба отныне стала общим складом.
Деревня превратилась в суетливый, быстрый муравейник.
Старики торопливо сновали с мешочками и торбами туда-сюда, обратно.
Совиным на этот склад было нечего нести – полицаи выгребли у них продукты подчистую.
– Значит, будем помогать рабочей силой! – решила мама.
Витя бегал по соседям, забирал коробки да тюки и волочил всё к старосте во двор.
Мама же, со старостой и его братом Трофимом, колотила навесные полки на складе. Втроём они собирали и глухие деревянные короба, обшивали их внутри листами железа – тут стали прятать от мышей пакеты с крупами и мукой.
Стеклянные банки решили беречь для солений и консервов.
– Если будет из чего их делать… – с тяжким вздохом прибавил староста, оглядывая склад по окончанию сбора припасов.
Заготовок вышло очень мало, хоть и скребли по сусекам целый день. Но, здесь теперь хранилась жизнь деревни.
Любой кусок – даже мизерную крошку – ежедневно делили на всех. Доля получалась очень скромной – едва-едва чтобы хватало сил работать – готовить корма свиньям и корове.
Обернулось, правда, так, что Дарья, поросята и куры тоже начали делиться своим кормом с деревней взамен.
У поросят забирали по нескольку мелких клубней с той картошки, что для них оставили немцы.
От Дарьи с каждой дойки черпали кружку молока, отдавая на семью поочерёдно. Благо, немцы полноту ведра не замеряли.
Ну, а от кур деревне доставалась горсть зерна – от дикой ржи, что стали собирать отныне им повсюду. До той поры её, растущую то тут, то сям – как будто бы не замечали. Зачем, когда в магазине в соседнем посёлке всегда была пшеничная мука?
Теперь же, в ход пошли вручную молотые ржаные отруби, а стебли вперемежку с сеном получала корова.
Поэтому, и тёплый хлеб и сладкое, парное молоко, которыми сейчас завтракал Витя, одинаково пахли рожью…