Господство тьмы. Искупление. Книга третья - стр. 77

Коул же просто ждал. Ждал, пока карты сложатся, пока у них появится возможность не просто бежать, а сделать это без шансов на поимку. Теперь у них был план города, составленный Джексоном и Ливием. Теперь у них было расписание смен, которое удалось украсть у Кристофера. Теперь у них были знания, которые они собирали два года, подчиняясь правилам этого места, пока в голове строился единственный путь к свободе.

Дейв стоял в стороне, словно потерянный, сгорбившись, будто ему стало холодно, хотя от пламени, пожирающего тело его матери, веяло жаром. Он не чувствовал этого жара, не чувствовал ничего. Мир будто закрылся от него стеной глухого звука, и даже треск огня доносился приглушённо – как сквозь воду. Люди шептались, кто-то положил ему руку на плечо, но он не поднял глаз, не отреагировал. Всё казалось чужим, словно это происходило не с ним, словно это был какой-то страшный сон, из которого он никак не мог проснуться.

Он знал, что должен запомнить этот момент: запомнить запах дыма, жар костра, запомнить последние мгновения, когда его мать ещё была здесь, когда её тело ещё не обратилось в пепел. Но сознание будто отказывалось это принимать. Мысли путались, расползались, ускользали. Он не понимал, что ему теперь делать, куда идти, как жить дальше. Ведь вчера она ещё была рядом. Вчера он слышал её голос, чувствовал тепло её рук, а теперь… Теперь её нет. И не будет. Никогда.

Это слово звенело в голове, билось, как муха о стекло. Никогда.

Он должен был что-то сказать – так было принято, но губы не слушались, горло сжималось, а в голове стоял лишь гул. Он даже не помнил, когда в последний раз плакал. Слёзы не шли. Только пустота. Глухая, чёрная, обволакивающая изнутри. Она сжимала его, заполняла каждую клетку, не оставляя места ни для боли, ни для злости, ни для чего-то ещё.

Вокруг стояли люди, но он не чувствовал их присутствия. Они казались тенью, декорацией, незначительными фигурами на фоне того, что только что произошло. Мир потерял краски. Всё стало каким-то серым, мутным, будто покрытым слоем пыли. Даже огонь, даже небо. И весь мир вдруг показался ему чужим.

Доминик услышал их раньше, чем Дейв. Кучка мужчин и женщин стояла чуть в стороне, полуприкрыв лица от жара костра. Они не раз бросали взгляды на ребёнка, будто разговор был важнее всего, что происходило вокруг. Голоса у них были тихими, но не от уважения – от чего-то другого. От стыда, может быть. От желания обсудить.

– Всё-таки убил.

– Не сразу. Она ещё дышала.

– Но умерла.

– А как иначе? Голова треснула, кровь на полу… Кто-то говорит, что пытались ей помочь, но разве тут поможешь?

– А он?

– Закрыли.

– Давно пора.

Доминик сжал зубы. Он смотрел на Дейва – на его напряжённое, застывшее лицо, на плечи, которые то ли дрожали, то ли просто были слишком худыми, чтобы выдержать вес этого дня. Мальчик слышал. Слышал, но не реагировал.

– Говорят, он не хотел.

– Ну, конечно. Никто никогда не хочет.

Доминик сжал кулаки и отвернулся к своему помощнику. Тот, заметив взгляд своего лидера, сразу всё понял. Он отошёл от него по направлению к толпе, а та всё продолжала:

– И мальчишка теперь один.

– Один? Да брось. У него есть этот… как его…

Что именно сказал помощник Доминика, осталось только между той кучкой, которая тут же замолкла и поспешно разбежалась, прошептав извинения за своё поведение. Это вызвало у Доминика только злость. По большей части он злился на себя – за то, что не усмотрел за своей сестрой, которая всю совместную жизнь нуждалась в нём. Нуждалась в спасении от такого тирана, как Брайн, который при нём никогда не вёл себя неподобающе – всегда учтив, справедлив. Да он стал частью семьи. И только одна мысль о том, что Авроре было больно, доводила его до бешенства! Когда Доминик узнал о её смерти, он чуть не убил его. Подоспевшие люди оттащили его, поместив убийцу в камеру. Сегодня должен состояться суд над отцом Дейва, где его приговорят к пожизненному заключению на территории Риверфорда. Хотя Доминик изначально хотел оставить его на базе, совет города не согласился с этим. Значит, после сегодняшнего разбирательства его отправят в город и закроют.