Господство тьмы. Искупление. Книга третья - стр. 54

Коул видел отражение себя в его глазах – заплаканного, испачканного кровью. Когда он заплакал? Откуда кровь? Его вырвало на песок.

– Да уж, малыш, ты точно не жилец, – ухмыльнулся громила, поднимая топор.

Коул понял, что сейчас умрёт.

Но удара не последовало. Что-то мелькнуло рядом. Чей-то вопль. Громила отшатнулся, хватаясь за лицо, из которого торчал нож.

– Коул, вставай! – крикнул Ливий. Он потянул друга на себя, заставляя подняться на ноги.

Коул с хрипом выдохнул и встал, смотря на оставшихся громил. Он был жив. Они были живы. Но это ненадолго. Двое заключённых медленно сжимали их в круг. И теперь у них не было пути к бегству.

– Достаточно! – прогремел голос Кристофера, как гром среди ясного неба. – Бой окончен!

«Коул бежит. Песок хрустит под босыми ногами, вязнет, мешает двигаться. Сердце колотится, в горле саднит от жажды. Вокруг – тьма: вязкая, душная, наполненная запахом крови. Она кажется живой. Он слышит дыхание за спиной. Чьи-то тяжёлые шаги раздаются всё ближе, ближе… и БЛИЖЕ. Он не может остановиться. Если остановится – умрёт.

Слева вспыхивает свет – арена. Толпа ревёт, искажённые лица смеются, кричат, требуют крови. Они хотят его смерти. Кто-то бросает камень, и тот с глухим стуком попадает ему в плечо. Коул вскрикивает, но продолжает бежать.

Его глаза МЕЧУТСЯ. Где Лиам? Где Джексон? Где Ливий?

Их нет. Он один. ОН СОВСЕМ ОДИН…

Перед ним – тела. Искалеченные, растерзанные. Он узнаёт их. Те самые мальчишки, с которыми он стоял на песке. Их мёртвые глаза сверлят его, будто обвиняют. Песок впитал кровь, стал липким, вязким, и его ноги тонут в этом месиве. Он не может двигаться.

– Коул…

Он вздрагивает. Голос… знакомый. Медленно поднимает голову и видит Лиама. Тот стоит перед ним, но кожа у него бледная, почти синюшная, а грудь разорвана – огромная рваная рана, сквозь которую видны потемневшие от крови кости.

– Ты бросил нас…

Бросил… БРОСИЛ!

Коул делает шаг назад, мотает головой. Это неправда. Он не мог! Но за Лиамом поднимаются другие. Их глаза полны пустоты. Ливий с перерезанным горлом, Джексон с пробитым животом. Рядом – белобрысый мальчишка, которого убили в последнем бою. Улыбается. Улыбка неестественная, жуткая.

– Ты жив, а мы нет, Коул. Почему?

Он хочет закричать, но не может. Горло словно сковано железом. Крик и смех разрывают пространство. Коул хватается за голову и начинает кричать вместе с ними, но крика не слышно. Всё вокруг становится красным, его руки покрываются чем-то вязким, и это нельзя стереть. Коул оборачивается. Заключённые идут к нему. Лица размазаны, неестественные, изломанные в чудовищных ухмылках. Их руки тянутся к нему.

– Сражайся, малыш! – орёт кто-то из толпы. – Сражайся!

Топор. Ему нужен топор. Он поворачивается, но оружия нет. Только его руки. Снова руки. Они повсюду!

– Сражайся!

К нему бросается фигура. Он зажмуривается, вскидывает руки. Чувствует, как пальцы впиваются в плоть, как что-то хрустит под его хваткой. В нос ударяет запах крови – горячей, вязкой, удушающей.

Крики. Хрип. Толпа. Свет…

Коул закрывает глаза, и из горла вырывается крик. Но в следующую секунду – тишина.

Он медленно отрывает от глаз руки. На земле перед ним – тело. Маленькое. Худое. Детское.

Коул делает шаг назад, задыхаясь. Он видит его лицо. Заплаканное. Изуродованное страхом.