Госэкзамен - стр. 35
Да, заговоры и мятежи в исполнение африканцев имеют несколько иной антураж, и понять суть человеку несведущему часто просто невозможно. Они верят в магию и колдовство, используют части человеческого тела в качестве "лекарств" и могут обвинить человека в колдовстве на том основании, что у него плохо растут волосы на ногах[29]! Притом обвиняемый может только бежать… если успеет.
Можно посмеяться над попыткой заколдовать вождя по плевку… Но нельзя прощать.
Намерение есть действие, и неграмотный африканец, задумавший извести вождя или одного из его приближённых, совершает попытку убийства, или как минимум – причинения умышленного вреда здоровью! Умышленного!
Сегодня просвещённый Белый Вождь посмеялся над колдуном, отпустив его восвояси, или наказав сугубо символически…
… а завтра члены племени не поймут, если на высоком суку вздёрнут неудавшегося стрелка! В их голове это явления одного порядка…
Объезжая усадьбу, напоминающую одну огромную стройку, Корнейчуков своим присутствием выполнял ту же роль, что выполняет канонерка Великой Державы в колонии. Каждодневно напоминая о своём существовании, заглядывая в самые отдалённые уголки, он стимулирует нерадивых работников много лучше, чем любая система наказаний и поощрений.
Он по опыту знает, что стоит ему ослабить внимание всего на несколько дней, и беспечные африканцы начнут лентяйничать, выдумывая себе всевозможные оправдания. Что с того, что завербованы они отнюдь не насильно и получают за свой труд вполне сносное жалование, а дневной урок создан с учётом особенностей племени?
Менталитет скотоводов, сложившийся за тысячи лет, не изменишь в одночасье! Хотя племена зулусов и не чужды ни земледелию, ни ремёслам, но основа их благосостояния – скот! А работа африканского пастуха заключается в том, чтобы сидеть на пригорке и поглядывать по сторонам, высматривая хищников. Самая главная их задача… не заскучать! Какой уж там монотонный физический труд…
"– Тсвана куда как способней к работе", – мелькнуло в голове молодого плантатора при виде мускулистых фигур воинов матабеле, танцующих возле строящейся ограды крааля. Тронув пятками коня, он подъехал к засмущавшимся чернокожим.
– Вы как дети! – резко сказал Корнейчуков, хмуря брови и особое внимание уделяя немолодому старейшине, выполняющему роль бригадира, – Мужчины знают, когда можно веселиться, а когда нужно работать, и если надо – умеют работать весело!
– Может, они ещё маленькие мальчики? – осведомился он у разом вспотевшего пожилого матабеле, – Тогда им нужно выполнять работу мальчиков и забыть думать о женщинах и пиве!
– Они мужчины, бвана! – старейшина склонил голову, украшенную кольцом, делая небольшой шажочек вперёд, как бы принимая на себя ответственность. Воины тихо зароптали, недовольные покушением на святая святых, то бишь на женщин и пиво.
– Мужчины? – усмехнулся плантатор, окидывая взглядом засмущавшихся и разом замолчавших головорезов с рожами, способными напугать любого парижского апаша, – Ну так пусть докажут это работой! Я знаю, что у матабеле даже мальчики – храбрецы, и рождаются с ассегаем в руке. Но мужчинами становятся только тогда, когда понимают, что работать нужно больше, чем танцевать и веселиться!
Устроив разнос, и одновременно польстив племенной гордости воинов, Корнейчуков поехал дальше, тая в усах кривоватую усмешку. Сцены такого рода не доставляют ему никакого удовольствия, но приходится заниматься специфической африканской риторикой, держа в голове десятки шаблонов на разные случаи.