Горячий источник - стр. 22

Я хотела спасти мир, а мой будущий муж раздеть меня и поцеловать. Не думаю, что это было страстью или безумной любовью. Сейчас, спустя годы, кажется, что я и вовсе не испытывала это чувство когда-либо, скорее понимание того, что надо согласиться на замужество с перспективным мужчиной. Любить - это значит открываться, сходить с ума, плакать, страдать и убиваться, дышать через раз, смотреть на него и млеть от волшебства. Из-за мужчины подобной гаммы эмоций я не переживала никогда. Больше скажу, думаю, что нет никакой любви, я в этом уверена. Есть боль унижения от того, что тебя променяли на кого-то другого, разочарование от бессовестных поступков, а еще одиночество по вечерам.

Первые годы нашего брака были хорошими, по крайней мере, так мне казалось. Омрачало лишь то, что детки никак не хотели получаться, а потом появилась Женя. Думаю, что как раз во время беременности мы и отдалились друг от друга. Потому что раньше он хотел часто и много, а потом, когда ребёнок был совсем маленьким, и я не могла уделять ему столько внимания, перестал его требовать вовсе. В декрете я почти не была, вернулась на работу, погрузилась в нее с головой, моя карьера пошла в гору, я делала то, что получалось лучше всего. Вторая, первая, а вскоре и ветврач высшей категории.

В чем измеряется женское счастье? Ответа на этот вопрос я никогда не знала. А вдруг счастье в том, чтобы иметь возможность делать то, что хочется больше всего, а именно лечить зверей? В покое, в тишине, в возможности не думать откуда взять деньги на обучение дочери, на её игрушки, новые велосипед и коньки, а ещё в свободе от необходимости изображать оргазм, которого нет...

Павел исчезает так быстро, что я не успеваю ничего сообразить. Только потом я слышу всплеск, писк и ещё какие-то крики, но не панические, а чёткие, жёсткие и командные. Вроде бы тот же обволакивающий с хрипотцой голос рыжеволосого спасателя, но интонации другие. Натянутые движения, словно цепи, не плавные, соблазнительные, а жёсткие и чёткие, аккуратные, как линии чертежа отличника.
В тапках и халате я выбегаю на улицу. С ужасом вспоминая  о глубокой яме во дворе, наполненную грунтовыми водами. Трубу чинили весь вечер и собирались закончить сегодня.
Зареванная помощница по дому бежит мне на встречу с криками о том, что она говорила им не играть возле ямы. Кому им? Я не понимаю, о чем она. И тут все складывается в одну картинку. Я плохая мать, ужасная мать, худшая мать на земле, утро я провела думая черт знает о чем. Тапки вязнут в земле, когда я вижу, как Павел с каким-то слишком серьезным выражением лица обвязывается верёвкой, а затем быстро и чётко спускается. Я падаю на колени, а другой спасатель орёт близко не подходить, потому что я могу засыпать ребёнка землёй, которая черными жирными комьями скатывается вниз. Кажется, проходит целая вечность, когда, нащупав малышку, Павел берет ее на руки, а его коллега, стажер, вытягивает их обоих на поверхность. Павел умудряется вытащить даже щенка, вместе с которым упала в яму Женя. Сердце бьется, как бешеное, слезы катятся по щекам.

Не знаю, кто вызвал скорую, но дочка выглядит вполне здоровой, похоже, благодаря быстрой реакции спасателя, она не успела наглотаться воды. Врачи осматривают её, а я забываю, что сама тоже доктор. Специалисты решают, что моя Женечка не нуждается в госпитализации. Я не могу передать, как я благодарна и счастлива. Закутав ребёнка, напоив его горячим молоком, я захожу на кухню, где появляется грязный и совсем другой Павел, сейчас заметен его возраст.