Горячее сердце Арктики - стр. 26
Оставив накидку на кресле, опускаюсь на покрывало. В комнате зажжен неяркий свет. Обстановка интимная, но не так, чтобы очень. В самый раз.
– Мне кажется, нам рано, Ярик… – выпаливаю и закусываю нижнюю губу от стеснения.
– Почему ты так считаешь?
– Мы недостаточно друг друга знаем.
– Я тебя знаю так, как не знаю никого, Анют.
– М. Думаю, ты преувеличиваешь.
– Да я клянусь тебе, – говорит он, проталкивая руку мне под голову, а второй накрывая мою талию. При этом не перестает говорить веселым тоном. – Мы с Авдеевым, когда были на сборах, пол-Сочи пешком протоптали, потому что искали для Анечки инжирное варенье.
Тихонько смеюсь.
– Я люблю, но…
– Но только чтобы инжир был в банке целиком, – произносит возмущенным тоном. – Мне Авдеев весь мозг вынес этим твоим вареньем. На улице сорок градусов в тени, а ему по рынкам и палаткам шарахаться приспичило.
– Он привез мне десять банок, и мама раздала их соседям и нашей домработнице, – вспоминаю.
– Ну вот, я ведь говорил! Не стоило и стараться!..
С нотками легкой ностальгии и грусти улыбаюсь.
Может, и не стоило?..
– А в Москве?..
– Что в Москве?
– Мы на поезд опоздали! Из-за тебя, Андреева!
– Не помню такого.
– А ты и не вспомнишь, потому что не знаешь. Кто б тебе такое рассказал? Мы с игры ехали, и тебе приспичило забрать какую-то шмотку из столичного магазина.
– Да! Это было бирюзовое платье. У нас в Ленск привозят только устаревшие коллекции, а я хотела из новой. Эй, – вдруг вспоминаю. – В свое оправдание могу сказать, что думала – вам будет по пути.
– Торговый центр был в Химках, – мрачно выдает.
Я смеюсь.
– А как вас тренер отпустил?
– А кто его спрашивал? Авдееву, если в голову что-то взбредет, пиши пропало. На такси потом поезд догоняли, а он еще три месяца мне тот долг отдавал.
– Дураки! – тоже возмущаюсь. – Я бы и без платья прожила.
– Что и требовалось доказать. Вы, женщины, только мозг выносите!
– Эй, – толкаю его вбок. – Ты что, бессмертный?
– Бессмертный у нас Алтай. Я – Загорский. Не забывай, детка, – отвечает Ярослав нагло и тянется губами к моему лицу.
Задержав дыхание, сглатываю слюну и закрываю глаза. Поцелуй не обжигает, он… греет. Своей теплотой, обезоруживающей лаской и трогательной осторожностью.
Вкусно, но не приторно.
Сладко, но без всплеска инсулина в крови.
Волнительно, но не так чтобы дыхание застопорилось.
Я чувствую все. То, как наши языки соприкасаются. Как они неуклюже сталкиваются, будто бы здороваются. Как я случайно кусаю его верхнюю губу, но Ярослав не дает мне остановиться.
Поцелуи Авдеева и Загорского отличаются только тем, что с Ярославом я могу воссоздать весь процесс по минутам. Могу написать учебное пособие со стрелочками. Это не вспышка и не мгла. Я в силах целоваться и жить дальше.
Что, в общем-то, и делаю, потому что мой телефон неожиданно напоминает о себе.
– Прости, – извиняюсь, приподнимаясь.
Чувство собственной важности неудовлетворенно фонит. Номер незнакомый.
– Анечка.
– Да…
– Это Роза… Цветкова, моя девочка. Как вы там отдыхаете?.. Мой любимый внук хорошо себя ведет, не обижает тебя?
– Нет, что вы?.. У нас все хорошо. – мотаю головой.
Лежать в объятиях Загорского становится чем-то невыносимо кощунственным. Подтянувшись, спрыгиваю с постели и отхожу к окну. За ним пугающая неизвестностью чернота. От нее становится еще горше.