Горячее сердце Арктики - стр. 22
Это значит все не зря?..
– Кстати, – вспоминаю. – А что с твоим отцом? Он узнал про универ, да?
– Я сам сказал про свое отчисление, – он активно разминает шею, двигая головой.
– И как он отреагировал? Сильно ругался? У тебя сейчас будут проблемы?
– Мне завтра двадцать один, Ань. Я давно не ориентируюсь на мнение отца и живу так, как мне в данный момент легче. Так как я могу.
– И как сейчас ты можешь? – интересуюсь.
– Сейчас… я переезжаю.
– Ого!..
– Да, уже нашел квартиру в новой высотке на набережной. Видела ее?..
– Шутишь? Ох, как мне там нравится, – восторженно качаю головой.
– Да, двухуровневая трешка с утеплённым балконом, с ремонтом и паркингом.
– Молчи, пожалуйста, – весело улыбаюсь. – Я завидую тебе страшно. И тому, что один будешь жить. Я бы тоже хотела. У меня соревнования скоро. Первые. Ты ведь помнишь, как я мечтала в них участвовать? А я не знаю, как из дома слинять.
– Да… Беда!
– А тут со своим «двухуровневым» счастьем.
– Так переезжай со мной, – легко зовет и, посмотрев на меня, неожиданно хмурится. – А ты почему не пристегнута? Аня, твою мать!..
В дверь что-то прилетает.
– Блин, я забыла, – тянусь к ремню, но в лобовое вдруг летит мелкий камень, а затем еще один.
Снова и снова.
Сначала я думаю, что это град, но потом понимаю – все гораздо хуже: это с гор стекает грязь, вместе с камнями и ветками.
– А-а, – вскрикиваю, когда нас подбрасывает.
– Блядь, – Авдеев нависает над рулем, чтобы рассмотреть дорогу, но это бесполезно, потому что мы оказываемся в едином грязевом потоке. По крыше что-то лупит. – Держись, Ань!.. Надо проскочить, иначе нас завалит.
Мы словно по кочкам едем. Качает. Надеюсь, хоть встречки не будет?..
Сначала я пытаюсь вырвать ремень из стойки двери, а потом понимаю, что не успею, хватаюсь за ручку и замираю от страха. Трясет страшно, голова несколько раз ударяется о потолок. Когда держаться больше нет сил, плачу от боли, а мужская рука пригвождает меня к спинке кресла и до тех пор, пока автомобиль окончательно не останавливается, служит моим ремнем безопасности, зафиксировав тем самым туловище.
Страхует даже в такой ситуации.
Протяжно всхлипываю и смотрю на заляпанные грязью стекла, по которым в нескольких местах расползлись жуткие трещины.
Я обхватываю мужское запястье и кое-как отдираю его от своей груди.
– Спасибо тебе, – шепчу, пытаясь в одиночку перемолоть внутри шок от случившегося.
Мы одновременно смотрим друг на друга.
Зачем-то сближаемся.
Наши пальцы неуклюже переплетаются. Адреналин бьет по глазам.
Это не вспышка, нет.
Точно, нет…
Наоборот – будто во всей бесконечной вселенной свет погас.
Я собираюсь вести себя из ряд вон плохо, мои пальцы плавно устремляются к широким плечам и зависают. Я все это уже проходила. В тринадцать, потом в четырнадцать. Не хочу. Убираю руки.
Мрак.
Боль.
И вдруг софиты – еще больше сближаемся – скорее всего, безотчетливо. Глупо.
– Все хорошо, – согревает дыханием. – Выплыли.
Ярко-красные, чуть обветренные губы Авдеева прислоняются к моему рту и тут же подчиняют его себе. Я дышу, дышу, дышу. Невыносимо громко.
Боже-е.
Зачем?.. Зачем он все портит?..
Легкий поцелуй углубляется со скоростью перемещения из зоны защиты в зону нападения и становится невыносимо требовательным и бесстыдным.
Победным!
Проклятый центральный нападающий!.. Бью его в грудь!..