ГородВороН. Часть II дилогии - стр. 2
«Электричество? Какой дурак этого не знает!» – тоже ответ. Вот никакой дурак этого и не знает. И даже не догадывается, что не знает.
Если кто хоть немного и приблизился к разгадке, так это не инженеры и не главные менеджеры, а совсем наоборот – музыканты. По крайней мере, один из них. Всего за несколько часов до отправления поезда ОТТУДА всё-таки удалось заполучить ответ. От Демиана, лучшего из друзей, отмеченного роком. На днях как раз одну песню сочинил специально для меня. Когда её слушала в первый раз, рыдала в голос – от красоты. Такая песня. Всё собиралась забрать кассету с ней, собралась – в последний день.
Обидеть рок-музыканта не трудно: заставь его работать, пусть даже в магазине музыкальных инструментов. Изо дня в день таскаться на службу вольному гражданину глобальной рок-державы?!
Да когда Дем шагает по обыкновенной улице в своих китайских кедах, и ветер треплет его волосы, как какой-нибудь боливийский революционный стяг… свобода от него, как хорошее пиво, бурля и пенясь, брызжет во все стороны, задевая и вас. Только ветер ему и брат… Но не хозяин магазина (даже если он из числа фанатов).
Как вообще могла зародиться, а затем проистекать трудовая деятельность человека, не умеющего держать в руках ничего, кроме гитары (ну, да, может, девушек)? Не Демиан, а сплошной «Материальный ущерб» – чем, говорит, не название для группы? И ради чего ходить на работу? Ради детской надежды быть за это укутанным перед сном заботливым одеялом – когда ненароком достанет ветрило.
Что-то он напутал, объясняя, где находится его работа. Искать пришлось долго. Найдя наконец магазин, не нашла работающего в нём. Он где-то шлялся, потом пришёл, видоизменённый до незнакомости: с волосами что-то.
– Чё за дела, а где усы?
Демиан весомо и даже назидательно, совсем как научный сотрудник или священник, с высоты своего немаленького роста:
– Надо думать, сейчас уже у входа в Северный Ледовитый океан.
– ?
– Ну, я же брился над раковиной…
«А-а. Это значит… труба, река… Ну да…»
Потом ещё покалякали о том о сём, потом помчалась дальше сломя голову, опаздывая везде и комкая всё, что еще намечалось для выполнения заведомо невыполнимого в тот последний день. Вечером звонок: «Знаешь, где кассета?» Дьявол! Так и осталась у него на столе!
Он притопал сам чуть ни ночью, и даже хорошо, что так. Потому что редкостно душевно мы посидели напоследок. Хоть и без гитары – просто разговаривали. На полу, привалившись спинами к дивану, и даже не потому, что в результате сборов он был непроходимо завален горами непонятно откуда взявшегося тряпья. С музыкантами, так получается, лучше всего сидеть на полу. Сели – немножко, как в машину такую, с открытым верхом. Можно головой вертеть в разные стороны, курить…
– У меня сейчас… Ну, чума просто. Знаешь, как я люблю Ирку!
Я порадовалась за него, как и всякий раз прежде.
Едем, по сторонам разные картинки – из пионерского лагеря, студенческой общаги… Счастье, смерть успели обсудить – всё равно я уже ничего не успевала, значит, и не надо было. Под его любимую Мелани больше рассуждал он, а я слушала, забывая отхлебывать.
Раньше он думал, что умирать не страшно: засыпаешь, и снятся сны про то, как ты живёшь и ходишь везде. Но на всякий случай решил спросить у мамы – так ли? А она говорит: “Нет, сынок, не так. Сны не снятся. И нигде не ходишь”. Тут-то Дем и призадумался: получается тогда – дрянь порядочная, эта смерть, просто последняя дрянь. А про счастье? Про него вообще классно, но – тайно.