Городские легенды - стр. 7
На оградке могилы Гааза укреплены настоящие кандалы, в каких шли ссыльные в Сибирь. Эти кандалы должны напоминать об особенной заботе «святого доктора», как его называл народ, об узниках.
Это Гааз добился, чтобы вместо неподъемных двадцатифунтовых кандалов, в которых прежде этапировали ссыльных, для них была разработана более легкая модель, прозванная «гаазовской», и еще, чтобы кольца на концах цепей, в которые заковывались руки и ноги арестанта, были обшиты кожей. Бывшие зэки и сегодня приносят цветы на могилу Гааза.
Пожалуй, в их среде таким уважением и популярностью пользуется еще только одна могила – Соньки Золотой ручки на Ваганьково. Правда, самой Соньки в этой могиле никогда не было…
Хоронили Гааза, потратившего все деньги на страждущих, за счет полиции. За его гробом шли двадцать тысяч человек! Возможно, это были самые многолюдные похороны в Москве.
Интересно описывает случай из жизни доктора Гааза писатель Викентий Вересаев:
Однажды на заседании Московского тюремного комитета, членом которого был и московский владыка митрополит Филарет, Гааз так ревностно отстаивал интересы заключенных, что даже архиерей не выдержал и возразил: «Да что вы, Федор Петрович, ходатайствуете об этих негодяях! Если человек попал в темницу, то проку в нем быть не может». На что Гааз ответил: «Ваше высокопреосвященство. Вы изволили забыть о Христе: он тоже был в темнице».
Филарет, сам, к слову сказать, много усердствующий для нужд простого народа и причисленный впоследствии к лику святых, смутился и проговорил: «Не я забыл о Христе, но Христос забыл меня в эту минуту. Простите Христа ради».
Здесь же покоится генерал Петр Пален (1778–1864), который в 1812 году, находясь со своим корпусом в арьергарде 1-й русской армии и сдерживая многократно превосходящего числом неприятеля, позволил Барклаю отойти к Смоленску и, таким образом, спас армию, а значит, и всю кампанию.
Можно здесь найти и захоронение семьи известных московских фармацевтов и аптекарей Феррейнов (этим именем нынешний небезызвестный предприниматель Брынцалов назвал свой фармацевтический завод). Много здесь и дореволюционных коммерсантов-иностранцев, к числу которых принадлежали и Эрлангеры.
Только мы подошли к склепу, как увидели там женщину – служительницу кладбища, которая смывала надписи на стене склепа.
«Чистим стены регулярно, но это бесполезно, сюда постоянно приходят новые люди в надежде на чудо», – говорит Наталья.
В часовне над склепом семейства Эрлангеров, построенной архитектором Шехтелем, находится мозаика «Христос-Сеятель» работы Константина Петрова-Водкина.
Наталья же рассказала, что эти надписи и записки называются «печалования» ко Господу.
Алена, которая пришла вместе с нами, смутилась и осторожно засунула записку со своей просьбой в створ маленького окна склепа.
А Наталья, видимо обрадовавшись неожиданным слушателям, рассказала, что с этой часовней-склепом связана одна из самых интересных историй, случившаяся на московских кладбищах в 1990-х. Собирать средства на реставрацию часовни взялся приход церкви Петра и Павла, что на соседней Солдатской улице. И батюшка благословил стоять возле часовни с кружкой некую подвижницу, может быть, даже и блаженную, – Тамару. Она же расчищала склеп под часовней от земли и векового мусора, поселившись на кладбище в шалаше. На ночь кладбище закрывалось, и тетя Тамара, как называли ее кладбищенские работники, оставалась совершенно одна в своем шалаше. Утром работники отворяли ворота кладбища, и их у ограды встречал жизнерадостный, улыбающийся человек с медной кружкой на шее. Но однажды тетя Тамара исчезла и больше никогда не появлялась на Введенских горах.