Городские легенды - стр. 53
– Как мило, что ты это заметила, – ухмыльнулась Сью и встала из-за столика. – Пойдем потанцуем.
Джилли покачала головой:
– Иди. А я посижу.
– Нет, одна я не пойду.
– Вон ЛаДонна, – заприметила Джилли общую знакомую. – Потанцуй с ней.
– Джилли, с тобой все в порядке?
– Да, все нормально, просто устала немного. Дай отдышусь.
«Нет, со мной не все в порядке, – думала она, наблюдая, как Сью пробирается через зал к столику, за которым сидели ЛаДонна да Коста и ее брат Пипо. – Как со мной может быть все в порядке, когда я беспокоюсь за Цинка. А вдруг он опять на улице, срезает замки велосипедов… Тебе-то какое дело, ты же ему не мать, – сказала она себе. – Нет, конечно, только…»
Здесь, на улице, мы все заботимся друг о друге.
Ее собственные слова. Конечно, для тех, кто совсем дошел до крайности – бомжей, пьяниц, просто неудачников, которые и о себе-то позаботиться не могут, не говоря уже о других, – они ничего не значат, зато она верит в то, что говорит.
А Цинк – он не с теми и не с другими, а так, посередине. Обычно опека ему не нужна, но иногда то отчаянное, что в нем есть, притягивает магию, которая переполняет улицы даже днем и безраздельно правит ими, когда нормальные люди спят в своих постелях, уступив город ночным жителям. Волшебство часто выбирает таких, как Цинк, своим временным пристанищем. На неделю. На день. На час. И тогда уже неважно, есть оно на самом деле или нет, можно ли его изучить, описать, измерить, для них это единственная реальность. Которая существует вопреки всему.
А может, их вера и превращает волшебство в реальность?
Джилли покачала головой. Нет, это вопрос не к ней, да и вообще, какая разница? Где бы ни существовало волшебство – в жизни или только в голове у Цинка, – закон-то он может из-за него нарушить по-настоящему, и тогда Лу быстро сядет ему на хвост. И упрячет в тюрьму вместе с разными другими неудачниками.
А за решеткой Цинк и недели не протянет.
Джилли встала из-за стола и пошла через весь танцпол к Сью и ЛаДонне, которые весело отплясывали под песню, звучавшую так, словно сам Бадди Холли[13] приложил руку если не к ее словам, то хотя бы к музыке.
– Сматываемся! – завопил белый парень.
Он швырнул велосипед на землю и побежал, его напарник понесся за ним по пятам, разбрызгивая лужи. Цинк стоял и смотрел, как они убегают. В затылке у него свербело. Это фонари подсказывали ему, что надо бежать, но он видел велосипед, который лежал на боку, точно раненое животное, переднее колесо медленно крутилось, и знал, что не сможет просто взять и уйти.
Велосипеды – они ведь как черепахи. Переверни черепаху на спину, и без чужой помощи она уже ни за что не поднимется на ноги, так же и велосипед.
Цинк бросил кусачки и подбежал к велосипеду. Он уже прислонял машину к перилам крыльца, от которого ее увел тот белый парень, когда из-за поворота, скрежеща шинами по мокрому асфальту и бешено вращая мигалками – «Бе-ги, бе-ги», назойливо выла сирена, – вылетел полицейский автомобиль, и свет его фар пригвоздил Цинка к месту.
Еще раньше, чем автомобиль полностью остановился, дверца пассажирского места распахнулась и оттуда выскочил полицейский в форме. На ходу он вытаскивал пистолет. Используя машину как прикрытие, он вскинул руку с оружием и прицелился в Цинка.