Город. Жилые массивы - стр. 23
Да уж, не думал не гадал, что когда-нибудь буду заниматься этим. Клиника липосакции Шипастого: дорого, больно, иногда смертельно. Вэлком, блядь!
Когда я закончил, то картина мне открылась неприглядная. В самой настоящей прорехе виднелись небольшая часть желудка и кишки. А ведь мы даже не в тех отношениях с Корой, когда мужчине позволяют так глубоко проникнуть в девушку. Я осторожно, стараясь ничего не задеть, зачистил чернеющие края открытой раны. Вроде не все так плохо, как могло быть.
Следом наступил черед кройки и шитья, точнее, только шитья. Вот точно не представлял, что после стольких шевронов и подворотничков дойдет пора до кожи. Но все бывает в первый раз. Правда, шло наложение швов довольно хреново – лишний вес Коры сыграл свою роль. Или иголка оказалась маловата. Стежки получились неаккуратными, неровными, словно у хирурга-недоучки. А, ну то есть все в порядке.
Со следующей ороговевшей коркой дело пошло быстрее. Наверное, вся мулька в том, что я почувствовал себя намного увереннее. Вроде как небольшой опыт появился. Не зря же говорят: глаза боятся, а руки делают. Пару раз охрана в виде Слепого спасла меня от внушительного синяка, а саму Кору – от глубокого ножевого ранения. Но ничего, обошлось.
Казалось, что сейчас все вокруг перестало существовать. Не было ни проклятой зимы, ни насмешливого Голоса, играющего с моими воспоминаниями, как расшалившийся ребенок, ни вообще этого мертвого Города, населенного отчаявшимися людьми и уродливыми созданиями. Ну, или отчаявшимися созданиями и уродливыми людьми. Признаться, на каком-то этапе я уже перестал видеть разницу.
Вся огромная Вселенная сократилась до размеров этой крохотной комнаты, где куча людей боролась за одну жизнь. Они словно пытались сохранить угасающий на сильном ветру огонь свечи.
Последняя корка оказалась, как назло, самой сложной. Пришлось снять изрядный кусок кожи, а потом еще долго зачищать края от черных струпьев. Здесь зараза стала добираться до внутренних органов. Но их я трогать не решился. Мише придется постараться, но большего я сделать уже не могу. Будем надеяться, что его сил хватит.
Ты уж прости, Кора, но ты вряд ли теперь сможешь загорать на побережье в открытом купальнике. Правда, я как-то и не видел в Городе хороших пляжей. Да и погода не особо располагает.
Мне то и дело приходилось отворачиваться, чтобы утереть пот, стекающий с носа, о собственный рукав. Где тут сестра, которой можно кричать: «Тампон!»? Никакого сервиса в этой больнице.
Наконец последний пораженный кусок бывшей части живота Коры был брезгливо отброшен в сторону, и я принялся зашивать. Пальцы скользили в крови, глаза застилал пот, да еще пациентка внезапно решила проявить активность. Не лежится ей, мать-перемать.
И лишь после нескольких растянувшихся в вечность минут я опустил руки, ошарашенно глядя на изуродованный с точки зрения пластической хирургии живот Коры. Мыслей не было, сил тоже, просто чудовищная усталость, словно я пробежал сорокакилометровый марафон.
– Вот ты псих, Шипастый, – то ли с восхищением, то ли со страхом сказала Бумажница.
– Есть такое, – признался я. А вслух добавил другое: – Миша, лечи ее. Делай все, хоть мехом внутрь вывернись, но она должна жить. Понял?
Лекарь с небольшой заминкой пожал плечами. Мол, сделаю что смогу. Ну да, Миша не из тех людей, кого можно брать на понт. Но в то же время он сразу принялся за дело.