Город вторых душ - стр. 17
В скупых комментариях под фото его работы называли чернухой и обвиняли в том, что он выставляет город с непривлекательной для туристов стороны. Еще б туристы об этом знали…
На Рождественской Север свернул в одну из любимых подворотен – вот она, изнанка города: стоит только нырнуть под арку, и с парадной, мощеной булыжником улицы ты попадаешь в темноту и сырость, где те же самые дома, что красуются перед приезжими отреставрированными фасадами, гниют, рушатся и плесневеют. Внутренний дворик Блиновского пассажа кровоточил нарисованными на стенах ссадинами – целая галерея ран и царапин, обнаженных тел, лиц и конечностей, стоит только задрать голову и посмотреть наверх. Заброшенные купеческие склады напоминали о себе арочными дверными проемами, часть из которых еще сохранила ворота и засовы. Остальные были забиты хламом. Солнце проникало сюда настолько редко, что в одном из таких провалов до середины мая никак не таял огромный ноздреватый сугроб.
Ничего особо важного не предвиделось, однако айфон по привычке лежал в ладони, и как только во двор, сверкая спицами, вкатилось кресло-коляска, Север несколько раз нажал на кнопку регулировки звука. Со стороны это выглядело как если бы он просто держал телефон у груди. Парень в кресле внезапного папарацци не заметил. Казалось, он кого-то ждал. Севера заворожило некрасивое, вытянутое лицо инвалида. Неестественно опущенные уголки глаз придавали его выражению гротескное уныние. Черные цыганские локоны свисали до плеч и, похоже, давненько не знали стрижки, хотя сам он одет был неплохо, пожалуй, даже лучше Севера – белая футболка, такие же джинсы и кроссовки, и все бы хорошо, но лицо… Кем бы он мог быть? В голову приходило одно непотребство. Полету фантазии помешала девчонка с прозрачным целлофановым пакетом в руках, которая выскочила из дверей безжизненного с виду офиса или магазинчика – Север понятия не имел, чем занимались те, кто снимал здесь помещения в аренду, – и устремилась навстречу колоритному уроду с улыбкой, очевидно отрицающей его возможные перверсии. Человек как человек. Просто не повезло с фасадом.
Неуместно топтавшийся на месте Север сделал еще несколько кадров, развернулся и, уткнувшись в телефон, побрел обратно. Вдвоем они выглядели лучше. По пути он обработал выбранный снимок фильтрами в VSCO и сразу выложил его в «Инстаграм». Красавица и раненое чудовище на фоне своего полуразрушенного, но не взятого замка…
Чуть дальше Блиновского пассажа, если идти в сторону площади Народного Единства, среди множества столовых и баров – а Рождественская была словно создана для того, чтобы здесь бухать, – скрывался еще один бар, «для своих». Попасть туда можно было только по приглашению кого-то из завсегдатаев: ни вывески, ни рекламы, вход через ресторан грузинской кухни, секретная дверь со звонком, лестница и, наконец, комнатушка, больше напоминавшая чулан – возможно, бывшая прислужницкая тех самых купцов, что владели особняком до революции. Специально приглашенный из Германии дизайнер превратил ее в пространство, напоминавшее палату для умалишенных: те же мягкие стены, железные койки и тумбы вместо привычной мебели, пластиковые шторки, которыми можно было отгородиться, чтоб никто не видел слез, оброненных в коктейль. Замазанные белой краской стекла не пропускали свет – его вообще было маловато. Вечная ночь, тусклые лампы в металлических плафонах и царство депрессии. Называлось все это «Яд Ракедров», и именно здесь работала барменом Вика. Владел небольшой персональной психбольницей щуплый мальчик по имени Мага с выбритыми висками и хвостом на макушке. Вещи от молодых российских дизайнеров и белоснежный Tesla Performance – где он только его заряжал в этом городе? Разве что в другом. Кажется, Вика говорила, что ее босс учился в МГИМО…