Город уходит в тень - стр. 52
Моя вторая подруга, Вика Остапчук, первые годы жизни и вообще жила в здании института, где работали родители, и с удовольствием вспоминает о том, как, пардон, младенцем напрудила на стол декана… Она не стала от этого ни хуже, ни глупее; закончила электромеханический факультет, теперь кандидат наук и научный секретарь другого института.
Я уже рассказывала о докторе наук Геннадии Алексеевиче Чиркине родом из рабочего поселка, где половина сидела, а половина готовилась.
Прекрасно образованный человек.
При чем тут бараки?
Кстати, в маленьких городках и деревнях радио точно было. И пластинки точно были. И кто хотел, тот слушал. Кто хотел – приезжал в большие города. Кто хотел вырваться из барака – вырывался. Вопрос в том, хочет ли человек пропивать свою жизнь или сделать ее лучше. А есть театр в городе или нет – дело десятое. И мои родители, скажем, в силу профессии отца до войны жили на именно на рудниках и в горняцких поселках, только донбасских. При этом мама, не получившая высшего образования, была очень начитанна, и всю жизнь боготворила Шаляпина и тогда очень известную певицу Надежду Обухову, и больше всего на свете жалела библиотеку, которую пришлось бросить из-за эвакуации.
И почему-то мне кажется, что жители маленьких городков и поселков в Европе и США тоже лишены возможности ходить на концерты и мюзиклы, в силу не только удаленности от центров культуры, но и просто из-за отсутствия денег: там это всегда было очень дорого.
Когда при мне ноют, что на черную икру, которая была тогда в изобилии, не хватало денег, – врут. Икра стоила не так дорого, чтобы не позволить себе купить 100 граммов. Нет денег – подработай. Мы поженились в 19 лет, жили на 60 рублей в месяц, муж получал повышенную стипендию, я вообще никакой. Не потому, что плохо училась, – потому, что меня сильно «любил» декан факультета, отказывавшийся давать стипендию. За пять лет обучения у меня была одна тройка (по его предмету, латыни). И ни одной пересдачи.
Муж пользовался всяческой возможностью подработать. Хватался за проекты, курсовые, диссертации. В смысле чертежей. Учился он на мехфаке. Я, отучившись, давала уроки английского и игры на скрипке. Ничего, выжили. И даже очень.
Да, и насчет моих привилегий.
Все мои ташкентские друзья и знакомые знают, где я жила. Угол Малясова – Кренкеля, двухэтажный дом. Бывшая горная инспекция. Отличались квартиры неимением прихожих и помещений для ванны и туалета. Удобства на пять очков – во дворе. Там же кран. Там же мусорный ящик. Там же летний душ. Мыться зимой – в баню, и для меня не было большего счастья узнать, что при бане открылся душ. Банный ад я ненавидела.
Дочь корректора и горного инженера, а потом и пенсионеров.
Газ и воду провели, когда мне было шестнадцать. Те, у кого были балконы, устраивали на них ванную и туалет… Еще в институте я ходила в юбке, перешитой из отцовских брюк. И блузке из американских подарков, перешитой из широченной трикотажной юбки-клеш.
И особенно от этого не страдала. Да и никто не страдал. В моем районе люди жили либо в частных домах, либо в коммунальных дворах: в большом дворе стояли крошечные домики. Везде без исключения удобства и вода во дворе. Никто от этого не помирал. Я ни разу не слышала жалоб. Об этом не говорили вообще – неинтересно.