Город у эшафота. За что и как казнили в Петербурге - стр. 27
– Беги в деревню! Цветочки собирать станем…
Хрущов узнал голос сестры своей Марфы, которая должна заменить его детям мать родную.
– Беги в деревню, братик мой светлый! – голосила сестра. – Там ужо цветочки лазоревы созревают…
Матери Марфа Хрущова детям уже не заменит: тут же, на Сытном рынке, она сошла с ума и теперь билась, сдерживаемая толпою. А на плахе рвался от палачей ее брат. Инженеру голову рубили неудачно – с двух ударов, эшафот и гвардию забрызгало кровью. Еропкин отдался под топор с молитвами, с плачем… Удар был точен!»
После окончания экзекуции тела трех казненных были на час оставлены на эшафоте, а затем отвезены на Выборгскую сторону, где погребены в ограде церкви Сампсония Странноприимца. Там сейчас стоит памятный знак.
А десятью днями позже императрица Анна Иоанновна издала пространный манифест о преступлениях и казни Волынского и его товарищей по несчастью, где сообщалось: «Вышепоказанные смертные казни и наказания помянутым преступникам по объявлении вышеизображенных тяжких Государственных вин их при народном собрании в Санктпетербурге, минувшего июня 27 дня учинены, а для всенародного известия о вышеозначенном о всем всемилостивейшее указали Мы, из Нашей Тайной Канцелярии во всей нашей Российской Империи публиковать печатными Манифестами, дабы все верные Наши подданные о том ведать могли».
И все-таки удивительные случались в XVIII столетии перемены судеб! Федор Иванович Соймонов, чья жизнь была сохранена милосердием императрицы, каторжником пробыл недолго: уже весной 1741 года его помиловали, много лет он провел в Сибири, где стал даже сибирским губернатором, – и в конечном итоге дослужился до поста сенатора. Из жизни он ушел летом 1780 года, ровно через сорок лет после экзекуции.
Глава 7
Елизавета Милостивая. Граф Остерман на эшафоте. «Недовольные тем, что никто из осужденных не был казнен смертью, были тотчас же приведены весьма энергическими средствами к совершенному молчанию». За что отрезали язык Наталье Лопухиной.
Александр Дюма в своих путевых записках о России отмечал: русские называют императрицу Елизавету Петровну «Елизаветой Милостивой, потому что она не позволила в течение всего своего правления совершить ни одной казни». Утверждение вполне справедливое, хотя в первые годы царствования Елизаветы высшая мера наказания действовала.
Действовала – но не применялась. В петербургской истории отмечены две широко известных публичных казни, привлекших к себе внимание публики, но завершившихся столь же публичными помилованиями.
Год 1742-й, 18 января: на Васильевском острове у знаменитого здания Двенадцати коллегий проходит публичная экзекуция над ключевыми фигурами правления Анны Леопольдовны – вице-канцлером Андреем Ивановичем Остерманом, фельдмаршалом Бурхардом Христофором Минихом, вице-канцлером Михаилом Гавриловичем Головкиным, обер-гофмаршалом графом Рейнгольдом Густавом Левенвольде, президентом Коммерц-коллегии бароном Карлом Людвигом Менгденом и статским советником Иваном Назарьевичем Тимирязевым. Сановников обвиняли в утайке важнейших документов, своевольном решении важнейших государственных вопросов, расточительном отношении к казне и много еще чем. Остермана ждала смертная казнь колесованием, Миниха суд приговорил к четвертованию, остальных четверых – к отсечению головы.