Город. Штурм Грозного глазами лейтенанта спецназа (1994–1995) - стр. 27
Башня БМП начала медленно поворачиваться: видно, контуженый наводчик пришел в себя и поворачивал ее вручную – немудрено, что электроприводы от ударов гранат отказали. Пушка выпустила несколько снарядов и замолкла, однако пулемет продолжал работать по верхним этажам, медленно-медленно двигаясь слева направо.
Одновременно из двух подъездов выскочили боевики и, абсолютно не прячась, сгрудившись, заорали:
– Алла-а-а!..
Истошно вопя, они начали вести огонь от бедра в сторону все еще стреляющей и огрызающейся БМП. Бойцы, валяющиеся под гусеницами, уткнулись носами в снег и не поднимали головы.
Вот тут и сыграл свое соло мой замкомгруппы и взведенный огнемет. Паша в секунды выскочил из воронки, из положения стоя выстрелил и, сразу же упав, откатился в воронку. Группу боевиков разметало в стороны, остальных мы добили короткими очередями.
Засветились мы уже дай бог, поэтому надо было валить отсюда как можно быстрее. Короткая перебежка, и тут же пришлось залечь: очумевшие бойцы попытались открыть по нам огонь.
– Не стреляйте, идиоты, мы свои! – заорали мои бойцы в несколько глоток.
Бесполезно – обезумевшие пехотинцы ничего не слышали и палили по нам точно так же, как и по боевикам: бесприцельно и бестолково.
– Суки-и-и, мы свои, мы федералы с Ханкалы! – орал им Котельский, залегший рядом со мной.
Ежов поступил намного осмотрительней и заорал совсем другое:
– Б…, ну и оставайтесь здесь с духами сами, а мы уходим!..
Стрельба прекратилась, и один из бойцов привстал на колено, всматриваясь в нас. Мои разведчики перебежками бросились к БМП, опасаясь, как бы контуженый наводчик, не успел повернуть башню и не расстрелял из ПКТ перебегающую группу.
Бойцы были целы, только сильно контужены, один был ранен в руку; оба – в касках, в грязных сбившихся набок бронежилетах – испуганно глазели на нас. Молодые, такие же, как и мои разведчики. Паша начал вытаскивать из внутренностей боевой машины наводчика и механика. Бойцы, не верившие, что мы федералы, с испугом поглядывали на нас и недоверчиво щурились. Только наводчик, чернявый молодой парень, по всей видимости, дагестанец, не выглядел сильно испуганным. Скорее уж растерянный и озлобленный, но никак не испуганный. Он даже попытался снять башенный пулемет, но Паша поторопил его и он, зло цыкнув, выпрыгнул наружу. Мои разведчики пособирали оружие, магазины, валявшиеся на броне одноразовые гранатометы. Дагестанец-наводчик сграбастал с брони пулемет ПК, стащил с мертвого бойца-пулеметчика ленты, которыми тот был опоясан, словно революционный матрос. Итак, нас на четыре человека больше, надо уходить, и причем немедленно. Головная пара выскочила за угол дома. Ежов выпросил у меня бинокль. Вернулись буквально через пару секунд.
– Командир, там сейчас толпа духов от пятиэтажки в сторону боя побежала, давай как вчера? Внаглую за ними?
Была не была. В этом районе, кроме боевиков, только разрозненные остатки федеральных войск, отбившихся от основной колонны, шансов добраться до наших мало, но что-то надо решать. Я кивнул головой. Господи, да сколько же можно бегать в этот праздничный день!
Бой уже где-то рядом, мы засели в какой-то полуразрушенной квартире в пятиэтажке. Потерь у меня нет. Из подобранных мотострелков погиб раненый в руку боец. Как погиб, никто и не понял. Как раз когда забежали в подъезд, он плюхнулся возле входа и начал корчиться червяком возле двери. Мои бойцы, схватив его за шиворот, затащили выше, на пролет первого этажа, но боец был уже мертв. Как и кто его застрелил, было непонятно.