Город счастливых роботов (сборник) - стр. 28
Оценив документ, офис-менеджер фыркнул и поставил Малахова обратно на табуретку. Сказал, что это очень креативно и вообще по-нашему, бить врага его же оружием – отвечать на идиотизм полным идиотизмом. После чего с помощью телефона и английских слов произвел заклинание вызова пиндоса.
Пиндос увидел Малахова на табуретке и испугался. Он в Америке таких креативных чуваков не встречал. Первым делом он поднял глаза к потолку – не висит ли над Малаховым петля.
– Как я буду соблюдать дисциплину, если вы не даете мне ее прочитать? – не вполне грамотно, но доходчиво спросил креативный чувак, демонстрируя шикарный русский акцент.
– Только спокойно! Я сейчас вернусь! – сказал пиндос по-ихнему без акцента и убежал.
Вернулся он вместе с самим мистером Джозефом Пападакисом.
Тот поглядел на Малахова, поглядел на потолок, потом на доску объявлений, хмыкнул и заявил:
– Этот парень прав!
Пожал Малахову руку и удалился.
А офис-менеджер сказал:
– Если хочешь расписаться за табуретку и быть ответственным за нее до конца жизни – я не против. Или поставь, где взял!
Доски перевесили. Фраза «При Дональде такой фигни не было» стала поговоркой на все случаи жизни. Ради комического эффекта говорили так о полной ерунде, вроде дырки на штанах. Иначе получалось совсем не до смеха: правда больно резала глаза. Ведь при Дональде такой фигни действительно не было.
Тем временем фигня крепчала. В пиар-службу и отдел кадров свалился из штаб-квартиры документ эпической силы, «Кодекс корпоративной этики». В грубом пересказе Кодекс гласил: компания любит тебя, а ты любишь компанию, как маму родную, поэтому у тебя и в мыслях нет позорить репутацию завода, обзывать цитрусы цитрусами, нарушать технологию, жаловаться на жизнь и ругать пиндосов.
Анонимный заводской остряк немедленно сложил четверостишие, которое очень верно передавало общую интонацию Кодекса:
Шаблон громко хрустнул. Еще при найме на работу каждому сунули под роспись приложение к трудовому договору, где было черным по белому перечислено, чего на заводе нельзя, – все это самое, только без заклинаний о взаимной симпатии. Этот список нарочно шел приложением, отдельной бумажкой, чтобы не было потом удивленных возгласов: «Ой, а я не видел!»
Не имеет значения, объяснили народу. Вы подписывали сложный юридический документ, а в Кодексе все дано просто и доходчиво. Всего-то десяток фраз. Они звучат почти как стихи и легко запоминаются. Это специально придумано – даже турки и чурки смогли выучить Кодекс наизусть и сдать экзамен!
– Че?! – только и спросили суровые русские сборщики.
– Через плечо, – ответили им. – Будете тянуть билеты и отвечать, как в школе. Приказ штаб-квартиры, что мы можем поделать? Все сдают экзамен, даже Пападакис, хотите верьте, хотите нет. Сами уже выучили, от зубов отскакивает. Кому не нравится Кодекс – свободен. Кто не сдаст экзамен, для начала – штраф.
Дело было в понедельник. Самые нервные, кто в воскресенье криво опохмелился, сразу просекли, что это белая горячка, и двинулись на выход. Остальные пошли искать Васю-Профсоюза, но тот благоразумно спрятался. Наступила спонтанная неделя борьбы за сознательность – весь наличный русский менеджмент бросился уговаривать рабочий класс отнестись к Кодексу «с пониманием». Ну что вам, жалко, что ли, коротенькую бумажку вызубрить? Ну войдите в наше положение, нас пиндосы съедят! Самых авторитетных из работяг приглашал к себе кадровик. По слухам, за закрытыми дверями ругательски ругал пиндосов и намекал, что дальше будет только хуже. Но взывал к пониманию.