Город Отверженных. Цикл Книг: «Сказания о Святых Девах Лаверии и Рыцаре Света». Том I - стр. 6

Стихла река, чьи воды готовились принять очередную жертву беспощадного Мира. Тишину, воцарившуюся здесь и сейчас, нарушало лишь зазывание одинокое морозного ветра. Словно некую загробную Песнь, он насвистывал её на ухо юноши. Непреодолимое желание наконец избавиться ото всех бед и несчастий, так и влекло его к Краю Пропасти.

Достигнув, как ему показалось, середины моста, так как нельзя было точно определить своё месторасположение на пути к Забытию, он остановился. Опустив взгляд на веревку и камень – Орудия своего Избавления, что не выпускал из рук, бедолага тяжко вздохнул. Затем, собрав остатки воли в кулак, направился к краю моста. Но не успел сделать и пары шагов, как оказался погружен в тяжкие раздумья.

На миг течение времени для него остановилось. Всё, что его окружало, чем он жил на протяжении последних десяти лет – перестало иметь всякое значение. Теперь, находясь на грани Жизни и Смерти, Мучений и Свободы, сам того не понимая, ему вдруг припомнилось детство.

Словно легкое наваждение картинки из прошлого накинулись на него, обняли и, пусть на мгновение, но заставили отвлечься от своих тяжких раздумий.

«Посреди цветущего, полного жизни и буйства красок поля одуванчиков звонко смеялась и радовалась прекрасному солнечному деньку маленькая девочка в нежно-голубом сарафанчике. На вид ей было не более семи годиков от роду – самое время, чтобы вот так беззаботно с озорством проводить время за городом.

Разведя ручки, кружась на месте, она так и норовила привлечь к себе внимание одного мальчика, чуть постарше её. В отличие от проказницы, тот был крайне занят своим делом. На протяжении долгого времени с особым усердием мальчик в простой крестьянской рубашонке и штанишках, из-под которых виднелись изодранные коленки, делал зарисовки в своем небольшом альбоме графитовым мелком.

Он оказался так увлечен, что и не приметил всех стараний девочки. На что, та вскоре обиделась на него. Надув щечки и сложив ручки за спину, она с головой погрузилась в высокую траву. Решив подшутить над другом, озорница принялась красться к нему со стороны спины. И вот, когда до заветной цели оставалось не более трех шагов, девочка звонко вскрикнула:

– Это же я! Ты нарисовал меня! Хатю увидеть!

Набросившись на мальчика со спины, малышка так и норовила вырвать из его цепких ручонок альбом, дабы получше разглядеть рисунок. Но юный художник, у которого сердце в пятки ушло, тут же прижал его к груди и как мог старался отстранить от себя приставучку.

– Пусти, говорю!

– Ну покажи, пожа-а-а-луйста! – взмолилась девочка.

– Ни за что!

– Но ведь ты нарисовал меня – я имею права взглянуть!

– И вовсе я рисовал не тебя… – пуще прежнего смутился мальчик, когда девочка повисла у него на шее.

А когда проказница, ни с того ни с сего поцеловала его в щеку, тот окончательно потерял дар речи и всяческое желание упираться. Чем и не замедлила воспользоваться девочка. Схватившись в альбом обеими ручонками, она, звонко смеясь, кинулась со всех прочь от художника. Мальчик, быстро осознав, что его провели, грозя ей вслед кулачками пустился в погоню, прекрасно понимая, что отныне его Секрет раскрыт…»

Первой в череде ярких, наполненных жизнью и красками счастья, было именно это воспоминание – самое дорогое его сердцу. Оно не раз выручало паренька и заставляло не сдаваться, но не теперь.