Город на Стиксе - стр. 16

– …Да, кстати, немцы жутко заинтересовались вашей спелеокамерой – она уже сейчас хит выставки. Приедем к вам зимой за целой партией – покажете мне город?

– Уж лучше загород. А если вы катаетесь на горных лыжах…

– А вы?

– Я – нет.

– Я тоже по-любительски, чуть-чуть.

– Договорились, покатаю.

– Спасибо. Что ж, начнем интервью?

И пока Жанна (на которую эти слова оказали примерно такое же действие, как ведро ледяной воды) лихорадочно перестраивалась на деловой лад, Проскурин начал объяснять концепцию выставки, попутно делая рисунки на салфетке и вдаваясь во всевозможные детали.

В кафе зашла девушка и, заказывая какие-то пустяки, с такой грустью и завистью посмотрела в их сторону, что Жанне захотелось встать и сказать: «Это не то, что вы подумали». Сто тысяч раз она сама оказывалась этой случайной девушкой, лицезреющей эффектную пару как символ чужого личного счастья, в то время как ее счастье опять откладывалось на неопределенное время. Обычно этой картинки хватало, чтобы испортить вечер, а то и весь следующий день, и сейчас выяснялось, что как минимум половина этих пар точно были «фальшивыми», – вот как они сейчас, – и, следовательно, страдания – напрасными.

– …Это все? – дружно спросили мы с Томиной, выслушав рассказ и недоверчиво переглянувшись.

Отчет происходил в редакционном буфете, который мы в последнее время посещали редко, обнаружив у себя отсутствие иммунитета к диковинным сладостям, регулярно заказываемым буфетчицей Антониной. Месяц назад простодушная стокилограммовая Антонина подсадила нас на шоколадные шарики с молочно-ромовой начинкой такого вкуса, что регулярно спускаемые на это дело гонорары уже начали воплощаться в сантиметры наших и без того не безупречных талий. Больше всех убивалась Галка, уверенно приближающаяся к страшному сорок восьмому размеру, да и Жанна никак не могла вернуться в утраченный сорок четвертый. Шариками мы заедали все – от редакторской взбучки и любовных трагедий до вялости общего сюжета нашей журналистской действительности.

– А тут и истории-то не вышло! – возмущалась Жанетта. – «See you later. И спасибо за вечер».

– Он что, совсем не приставал? – расстроилась Галина.

– Совсем.

– Что, ни разу?

Жанка положила в рот сразу два шарика и медленно кивнула.

– А что вы делали?

– Беседовали.

– О чем?

– «О сенокосе, о вине, о псарне, о своей родне»…

– О родне – это хорошо, – потянулась я за третьим шариком. – Ты внушила доверие.

– Тогда тем более странно, что не приставал. Стоп! Может, он голубой?

– Не-а… – вздохнула Жанетта. – Их, голубых, я вижу за версту.

– Ну, может, импотент?

– Да не похоже вроде…

– Была волна мужского интереса?

– Не знаю. Может, и была… Нет, Галь, я не могу понять, я что, уже вышла из того возраста, когда женщине предлагают секс в первый вечер? Конечно, я бы отказалась. Но не предложить…

– Мне кажется, ты здесь ни при чем.

– Мне тоже, – поддержала я Галину. – Может, у него зуб болел или просто хотелось спать? Сама сказала, в шесть утра встает.

– Ну, а потом, потом-то что, на следующий день?

– Потом был самолет, и Громов с Тущенко, от которых я почувствовала та-акую волну мужского интереса, что с горя напилась мартини и проспала до самой посадки.

Если бы не «городские сумасшедшие», я бы не продержалась в этом Городе так долго. И сейчас не ехала бы на встречу к одной из ярчайших и милейших фигур этого небольшого, но выразительного списка, кто-нибудь из которого всякий раз заявлял о себе в пик моей занятости и требовал немедленной аудиенции. Бросив два незаконченных материала и разбитую поездкой Жанетту, я направлялась к Ларисе Михайловне Гобачевой, невероятное количество лет возглавляющей Дягилевскую гимназию.