Город на холме - стр. 13

– Вы к Стамблерам?

Женщина оглянулась на меня. У нее было немного странное лицо, похожее на сердечко на детских открытках, – широкоскулое и заостренное к подбородку. Больше ничего я разглядеть не успел. Если она и удивилась, что посреди ультраортодоксального квартала к ней прямо обращается мужчина, то виду не подала. Наверное, привыкла на своей работе к разным неожиданностям.

– К Стамблерам. Моше-Довид и Риша.

– Я старший брат. Меня зовут Шрага. Позвольте вас проводить.

Дай бог здоровья гверет Моргенталер. Эта она научила меня разговаривать с женщинами, как с людьми. Да, у меня большие пробелы в образовании. Да, я, скорее всего, буду всю жизнь работать на стройке. Но, Бог свидетель, я не дам ни одной женщине повода считать себя хамом.

– Спасибо, – улыбнулась социальный работник и шагнула за мной в подъезд.

Мы поднялись по лестнице и зашли в квартиру. Я выдвинул стул из-за стола в гостиной и предложил ей сесть. Она разложила на столе свои бумаги и обратилась ко мне:

– Шрага, я понимаю, что ставлю вас в неудобное положение, но я обязана спросить. Почему я имею дело с вами, а не с отцом или матерью?

– Мама спит. У младенца колики, он всю ночь плакал. А сейчас уснул.

– А отец?

– Он в коллеле.

– И сколько вас?

– Всего?

– Дома.

– Залман, Бина, Нотэ, Моше-Довид, Риша, Исер, Лейзер, Тувья, Шейна, Штерна, Шуламис…

– Если можно, не так быстро.

– …Исролик и Беньомин.

– А вам сколько лет?

Господи, ну неужели я выгляжу таким теленком, что мне надо задавать этот вопрос. Что она себе думает, эта фитюлька? Не может узнать мужчину с расстояния полутора метров?

– Двадцать два.

– То есть получается, что у вас на попечении раз, два, три… тринадцать детей?

– Я бы этого не сказал. Троих старших опекать не надо, а Бина мне еще и помогает. Она сейчас в школе. Мать занимается двумя младшими. Шейна, Шуламис и Штерна у нас тройняшки. Каждый день за ними смотрит Бина, а я так, на подхвате, если надо вести куда-то. Я занимаюсь Моше-Довидом и Ришей и живу с ними в комнате.

– Кто делает покупки?

– Я, иногда Бина.

– Уборка?

– В основном я.

– Стирка?

– Я. И Бина.

– Готовка?

– В будние дни Бина. В Шаббат мать.

– Какие в семье источники доходов?

– Пособия на детей. Я работаю на стройке и трачу здесь все.

Я чуть было не сказал, что отцу дают пожертвования, но мы из этих денег ни шекеля не видим, все уходит в коллель. Если бы я это ляпнул, у нас бы отобрали пособия. Я не должен расслабляться и забывать, что передо мной человек при исполнении.

Я рассказывал заученный текст, медицинскую историю Моше-Довида и Риши, как рассказывал до этого много раз. А думал совершенно не об этом. Она была как легкая многоцветная колибри, ни с того ни с сего приземлившаяся на кучу серых обломков. Не подозревая ни о чем, она одним своим присутствием раздвинула эти ненавистные стены, и я начал надеяться на то, что нам станет легче. Она записывала, а я смотрел на склоненную голову, на тяжелый узел гладких черных волос под перламутровой заколкой. Время от времени она поднимала голову от своей писанины, чтобы что-нибудь у меня уточнить. Я все пытался вспомнить, кого она мне напоминает. Вспомнил. Гверет Моргенталер любила смотреть фигурное катание по телевизору. Ледяные искры летели из-под лезвий коньков, спортсменка парила в воздухе, и каждый раз я замирал в страхе, что она упадет. Потом музыка закончилась: она стояла, раскинув руки, а на нее со всех сторон сыпались цветы. Ее звали Мишель Кван. Лицо моей гостьи было похожим на лицо Мишель Кван, но было живым, без наклеенной спортивной улыбки.