Город Бездны - стр. 42

– Что это?

– Это… вещь, запрещенная в «Айдлвилде». Отдайте, пожалуйста, я ее уничтожу.

Я охотно подчинился – мне штуковина была ни к чему, – и Амелия с отвращением сунула ее в карман.

– Таннер, – проговорила она, – когда вы покинете нас, он снова примется за свое.

– Займемся этим позже. Мне, вообще-то, некуда торопиться, тем более с такой памятью.

Чтобы отвлечь Амелию от дурных мыслей, я напомнил, что мне обещали показать мое лицо.

Неохотно кивнув, она достала из кармана крошечный фонарик:

– Встаньте на колени и внимательно посмотрите в стекло.

Когда Йеллоустон и его луна ушли и в пещере опять стемнело, Амелия направила луч мне в лицо. Я увидел свое отражение в стекле.

Никакого шокирующего ощущения неузнаваемости. Да и откуда ему взяться? Я уже сто раз ощупывал лицо после пробуждения. Как и ожидалось, я оказался далеко не красавцем. Подобную внешность может иметь не слишком популярный актер или политик, которому заслуженно не доверяют. Темноволосый мужчина возрастом чуть за сорок… Интересно, откуда я такой взялся? Но я знал, что примерно так же выглядел и на Окраине Неба, поскольку в вопросах продления жизни мы лет на сто отстали от человечества.

Очередной осколок памяти со щелчком встал на место.

– Спасибо, – сказал я, наглядевшись досыта. – Думаю, это поможет. Едва ли моя амнезия продлится вечно.

– Она почти всегда проходит.

– Откровенно говоря, я вел себя легкомысленно. Так вы говорите, есть люди, к которым память так и не вернулась?

– О да, – произнесла она с нескрываемой грустью. – Как правило, они уже не восстанавливаются настолько, чтобы могли переселиться на планету.

– И что с ними происходит?

– Остаются здесь. Учатся помогать нам, возделывать террасы. Иногда даже вступают в орден.

– Бедняги.

Амелия поднялась и поманила за собой:

– Таннер, бывают судьбы еще печальнее. Уж я-то знаю.

Ему было десять. Они с отцом шагали по вогнутому полированному полу грузового уровня, поскрипывая подошвами ботинок. Внизу, под сильным глянцем, перевернутые вверх ногами, шли их темные двойники – мужчина и мальчик, вечно взбирающиеся по наклонной поверхности, которая все набирает крутизну, но при этом кажется совершенно горизонтальной.

– Мы выйдем из корабля? – спросил Небесный.

Тит опустил взгляд на сына:

– Почему ты так думаешь?

– Иначе бы мы сюда не пошли.

Тит промолчал, ему нечем было возразить. Небесный еще не бывал в грузовом отсеке, даже во время прогулок с Констанцей по запретной территории «Сантьяго». Он помнил тот день, когда девочка повела его глядеть на дельфинов, помнил постигшее его наказание и то, что за этим последовало: вспышку света и бесконечно долгое одиночество, сидение в запертой детской, в холоде и кромешной темноте.

Ему казалось, что это произошло очень давно. Однако кое-чего он не понимал даже теперь. Отец, невзирая на все просьбы, отказывался объяснить, что же все-таки произошло в тот день. И не из упрямства или боязни мучительных воспоминаний о гибели матери Небесного. Мальчик еще не знал, что это называется «избирательная цензура», – более тонкий метод неразглашения информации, нежели простое замалчивание, был взят на вооружение всеми взрослыми. Они как будто напрочь забыли тот день, когда корабль вдруг стал темным и холодным. А вот в памяти Небесного эти события запечатлелись накрепко.