Город Баранов. Криминальный роман - стр. 67
Чуть ближе я сошёлся, на портвейно-пивной почве, с корреспондентом отдела комбудней Осипом Запоздавниковым. Ося, здоровый, мордатый и краснощёкий парень, со смоляной солидной бородой и нелепой пижонской трубкой в сочных губах, ходил по редакции, словно наложив в штаны – задумчиво и в раскоряку, совсем отрешённый. Оказалось, он переживал страстный неземной роман с практиканткой Дашей Михайловой. Я её видел пока только мельком: практика уже закончилась, и она укатила в Воронеж учить далее теорию журналистики. Ося, заочник этого же университета, уже бродил-мечтал о зимней сессии, рвался в столицу Черноземья, предвкушая новые сладкие и хмельные, как портвейн «Агдам», поцелуи.
Вторым и последним корреспондентом у Шестёркина в отделе работал Саша Кабанов, которого звали и в глаза и за глаза не Кабаном, не Свинтусом не Щербатым, наконец, как вроде бы напрашивалось (у него не хватало верхнего переднего зуба), – а Пушкиным. Потому что имя-отчество он имел – Александр Сергеевич и страстно любил творчество великого тёзки. Саша, в ожидании квартиры, ездил от молодой жены с сынишкой за двадцать вёрст из соседнего Будённовска ежедневно.
С Александром мы сдружились. Да и вообще первое время я со всеми ладил, даже с невозможным Филькиным. Не предполагая, что череда чёрных дней моих уже подступает.
Длинная череда!
Уже в конце октября разорвалась первая мина.
Лена вовсю пахала в отделе писем, моталась в командировки, тщательно скрывая от посторонних взглядов живот. Впрочем, при её комплекции-конституции скрывать было почти нечего, хотя – по её прикидкам – шёл уже седьмой месяц. На семейном совете мы решили с ней, что сразу после октябрьских праздников откроемся-сознаемся начальству – пора и в декрет. Я уже заранее морщился, представляя, какую истерику закатит девица Перепелицына, как примется вонять ханжа и фарисей Филькин.
В предпраздничную пятницу Лена дежурила по номеру и до обеда отдыхала дома. Вернее, она поехала с утра к матери, которая сидела с ангиной на больничном. Это её, Лену, и спасло.
Часов в одиннадцать Андрей постучал мне в стену кулаком – телефоны у нас стояли параллельные. Я взял трубку.
– Это – Неустроев?
– Да.
– Звонят из второй больницы. Ваша жена – на операционном столе. Положение тяжёлое. Срочно нужна кровь…
Голос брезгливый, раздражённый и то ли мужской, то ли женский – не понять. Кто-то упёр-воткнул мне палец в сердце и сбил его ритм.
– Какая жена?! В какой больнице?! Что за шутки!!!
Гермафродитный голос раздражился вконец:
– Хватит болтать-то! Нужен литр крови – немедля!
И – обрывистые гудки.
В прострации я плавал минут пять, затем, как и бывает в таких обвальных ситуациях, ринулся действовать на автомате.
Я ворвался, не постучавшись, к редакторше. У той сидела какая-то девица. Ах да, это же – то ли Степанова, то ли Васильева, то ли Михайлова… А – чёрт с ней!
– Василиса Валерьевна, жена, Лена – в больнице! Кровь нужна! Мне бежать надо! Машина здесь?
Шефиня, надо сказать, женщина действительно хладнокровная, властно приказала:
– Сядьте, Вадим Николаевич, сядьте и – по порядку. Что случилось?
Садиться я не стал, но повторил-рассказал всё более-менее внятно.
– Ну, а кровь-то какая – группа, резус? – деловито уточнила Перепелицына.