Город Баранов. Криминальный роман - стр. 6
Митя слушал моё неуклюжее описание, морщил лоб, пытаясь, видно, представить въяве картину неизвестного ему, да и, вероятно, ещё мало кому известного, А. Набатова. Вздохнул недоверчиво.
– И что, Россия у него – совсем нагишом? Да ещё, поди, и расщеперилась? Это модно щас.
– Типун тебе! Ничего сального нет – всё со вкусом, в меру. Она, Россия-то, в пол-оборота к зрителю стоит. Только глаза-глазищи – не прикрыты и прекрасны.
– Ну, что ж, смело. Надо взглянуть, – констатировал Митя. – Где, говоришь, видал?
– В ЖЭУ нашем, в третьем. Там у них до сих пор портрет Ленина под стеклом висит, в галстуке и пиджаке, а рядом вот они Россию обнажённую повесили…
– Вот именно – повесили, – буркнул Митя. – Давай-ка, именинник, репетатур лучше да стихи свои почитай.
Новая порция наконец-то полностью уравновесила организм. Захотелось есть. Мы с Митей подналегли на колбасу из бизонов и ворованную у нас и нам же корейцами проданную красную рыбу. Когда чуть прожевали, я и сделал Мите второй подарок в мой рождественский день.
– Я, – сказал я Мите, – читать свои вирши тебе не буду, а почитаю лучше настоящие стихи. Слушай.
Я достал из-под матраса номер «Барановской жизни».
– Надеюсь, ты не начал читать местные газеты?
– Я что – гребанулся? – даже оскорбился Дмитрий Шилов. – Одна дерьмократам задницу подтирает, другая – коммунякам. Чума на оба ихних дома!
– Ну, тут ты горячишься, – возразил я, – бывают и в наших газетах проблески. Вот, смотри, какого поэта наконец открыли:
– Кто это, кто? Как зовут? – возбудился Митя.
– Владимир Турапин. Смотри, вот портрет его. Сам он из Москвы, но жил когда-то, в детстве, у нас, в нашей области. Так что – земляк.
Друг Митя схватил газету, всмотрелся в лицо поэта, пробежал взглядом по строкам врезки. Затем – проглотил всю подборку стихотворных строк. Я знал, какое впечатление произведёт это знакомство. Я улыбался и подкармливал своё истощённое в пьянках тело. Оно от «Смирноффской» уже было невесомо, безболезненно. В голове весело побулькивал наркоз. Самого главного другу-гостю я ещё не сказал.
– Кстати, Митя, а я ведь лично знаком с Турапиным.
– Да ты что!
– Да-да! В общаге Литинститута встречались. Правда, он в матину пьяный всегда был, так что стихов его я тогда не слышал. Гляди ты, выпустил всё же книжку: из сборника стихи-то перепечатаны – как он там называется?
– «Берегите себя для России»… Ух ты! Вот послушай:
Митя даже вскочил.
– Умри, Денис!.. Слава Богу, наконец-то появился у нас и после Коли Рубцова настоящий поэт!
И тут же Митя спохватился:
– Стоп! Вру! Ты, Вадя, тоже – поэт! Я тебе давно это говорю…
– Да хватит тебе, – махнул я культёй, – не криви фибрами – до Турапина мне никогда не допрыгнуть.
– Что ж, – после мучительного (для меня) раздумья согласился Митя. – Наверно, это так. Но и ты здорово пишешь. В Баранове сильнее тебя поэта нет…
– Ну, хватит! – уже без улыбки оборвал я. – Что ты меня – за пацана держишь? Я как эти стихи почитал, так сразу и решил: кончено! Больше не буду бумагу переводить – хватит!