Горничная с секретом - стр. 7
Улыбнувшись мальчику, я протянула руку попросила:
- Дай.
Мальчик моргнул и посмотрел на меня с недоумённой настороженностью.
- Пш-шла… - сказал он, но не очень уверенно.
- Пойду, - согласилась я. – Дай кусочек. Маленький. Я очень голодная.
- Ага, щас, - мальчик яростно вгрызся в булку и неловко дёрнул ногой в мою сторону. Может, пнуть хотел, но для этого он был слишком толстый.
Сглотнув, я приготовилась было двигаться дальше, но собственная неудача разозлила мальчика. Перехватив сдобу в одну руку, кулаком второй он ударил меня в ухо. То есть не совсем ударил, мазнул слегка, потому что тело отреагировало быстрее меня: я поднырнула под рукой своего обидчика, вывернула её же, и, неожиданно для себя самой пнула толстяка под зад. Совсем несильно, но мальчик неловко взмахнул руками и упал, взрыхлив носом колею. Надкусанная сдоба покатилась по пыли.
- А-а-а-а!! – неожиданно тонким голосом заверещал мальчик. – Не бейте, пожалуйста, тётенька! Всё забирайте, только не бейте! А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
Сказать, что я была обескуражена – это не сказать ничего.
- Так ты же первый начал.
- Я больше не буду-у-у, - прохныкал он.
Неизвестно откуда взявшаяся собака с торчащими из-под шкуры рёбрами схватила причину нашей стычки и с утробным урчанием унеслась куда-то.
Я шагнула к мальчику, протянула руку, чтобы помочь ему встать, но он вдруг отгородился ладонями и запричитал.
- Хочешь, ещё принесу булку? И сала могу, и варенья даже!
- Хочу, - сказала я, подумав. – Но не надо сала. Только хлеба и воды.
- Ага, щас, - со странной для его комплекции резвостью мальчик вскочил на ноги и унёсся в сторону покосившихся домишек.
А вернулся уже не один.
С несколькими взрослыми мужчинами. В руках у одного были вилы, у другого – топор.
- Вон она! – тут же завизжал мальчик. – Она, она меня избила и хлеб отобрала!! Ловите её!
Чего меня ловить, если я и так стояла на месте? К тому же хлеб его собака унесла… Это я и собиралась сказать, но не успела. Люди набросились, разом. Сильно не били, но за уши трепали больно, приговаривая:
- Будешь ещё кидаться на приличных людей, будешь? Наглая побирушка!
- Не кидалась я ни на кого! Не кидалась! - со слезами на глазах повторяла я, но меня не слушали.
- Воровка она! – не унимался мальчик. – Хлеб украла! Пальцы!.. Пальцы ей отрубить!
- Ну ты скажешь, - покачал головой один из мужиков и поскрёб макушку. – А и правда, куда её?
- Так это… приставам. Ишь, со вчерась лютуют!
- Ну… приставам, - усомнился другой мужик. – Они ж разбираться не станут, и что малая совсем не посмотрят. А то и правда ж палец отхватят!
- И правильно! А ты что предлагаешь, отпустить её?
- Нельзя отпускать. Эпарха сынок пострадал.
«Пострадавший» тут же принялся подвывать, размазывая по малиновым щекам несуществующие слёзы.
- Да выдрать и пущай идёт себе, куда шла.
- Неможно. Непорядок потому как. Эпарх решать должен.
- Так ведь не будет эпарха-то до завтрева.
- Неча, погодит. В яму её.
- Пошли, малая, - меня потянули за пострадавшее ухо, а когда попыталась вывернуться, просто подхватили поперёк талии и понесли. – Ишь, зверёныш! Трепыхается…
- Эпарх у нас строгий, но справедливый, девка. Ну, постоишь у столба денёк, ну, можа высечь ещё прикажет, ничо. Вам, побродяжкам, не привыкать.
Не слушая моих объяснений, что никакая я не побродяжка, и не обращая внимания на мои отчаянные попытки вырваться, меня бросили в узкую глубокую яму.