Горничная, которая любила розги - стр. 8
– Так вам нужен зачет или нет? – хмурится пани Анджеевич.
– Да, мне нужен этот чертов зачет, – всхлипывает Злата. – Но я не стану этого делать. Я порядочная девушка!
– Ну, тогда ступайте в зал и лезьте на канат.
– Вы пользуетесь моим безвыходным положением! Как вы можете… Как же это… – у Златы из глаз катятся слезы.
– Не понимаю, почему вы на меня обижаетесь, – удивляется Ева Анджеевич. – Ведь я просто пыталась вам помочь. Я подумала, что будет глупо вылететь из университета из-за какого-то дурацкого зачета по физкультуре. Правда же, глупо?
Злата кивает и утирает слезы рукой.
– И потом это же не бог весть что, – продолжает Ева Анджеевич, глядя на панночку с улыбкой. – Многие мужчины были бы счастливы оказать мне любезность такого рода. Решайте быстрее, Злата. Скоро за мной зайдет муж, и мы уйдем обедать.
– Я никогда не делала этого раньше, – говорит Злата чуть слышно, глядя в пол.
– Я вас научу, – обещает Злата. – Но, если вы хотите получить сегодня зачет не стоит терять попусту время.
Не поднимая головы, Злата подходит к Еве Анджеевич. Чуть помедлив, она опускается на колени. В синевато-белом льющемся с потолка свете гладкие бедра пани Анджеевич поблескивают, словно покрытые лаком. Ева Анджеевич кладет свою крепкую бронзовую от загара руку панночки на затылок…
Возбуждение захлестывает Марека, словно приливная волна. Ему становится нечем дышать. Помещение раздевалки с шахматным полом, залитое холодным люминесцентным светом качается и плывет у него перед глазами. Марек выпускает из рук дверную ручку, и дверь в раздевалку начинает медленно открываться. Плечи пани Анджеевич вздрагивают от протяжного скрипа дверных петель. Она поднимает голову и видит Марека, стоящего на пороге раздевалки. Глаза Евы Анджеевич широко распахиваются, она отталкивает от себя Злату, и панночка падает на пол. Марек успевает увидеть удивленное и испуганное лицо студентки и её блестящие губы. Придя, наконец, в себя Марек захлопывает дверь раздевалки. Он пятится по коридору и вдруг налетает спиной на какое-то препятствие. Испуганно охнув, Марек оборачивается. За его спиной стоит декан факультета журналистики пан Кароль, он же муж Евы Анджеевич. От возмущения у пана Кароля топорщится борода.
– Потрудитесь объяснить, пан Дембицкий, что вы здесь делаете?! – спрашивает декан, нависая над Мареком, словно утес.
Марек горько усмехается, глядя сквозь ветки на мокнущее под дождем село на том берегу реки. Он хорошо помнит, какую форменную истерику закатила Ева Анджеевич, выскочив следом за Мареком из женской раздевалки. Со слов пани Анджеевич выходило, что Марек подглядывал, стоя за дверью, пока она и Злата переодевались. Пан Кароль был взбешен. Сперва он хотел поколотить Марека, а после заявить в полицию. Но Ева, улыбаясь, словно ангел нашептала ему что-то на ушко, и судьба Марека была решена.
Марек и сам не заметил, как прошел сосновый бор насквозь и вышел к реке. В селе ему делать нечего, теперь Катаржина там не живет. Марек вздыхает и идет вниз по раскисшей от дождя проселочной дороге. Скоро река превращается в запруду, и Марек, недолго думая, сворачивает на старую дамбу. Дамба заросла репейником и крапивой, чтобы не соврать, в рост человека. По ней мало кто ходит, и тропинка едва угадывается в траве. Возле заброшенной мельницы Марек в растерянности останавливается. Он и сам не знает, зачем сюда пришел.