Горько-сладкий - стр. 21
– Да, ничего страшного, зато я рядом оказалась.
– Да уж.
– Его нужно сводить в больницу.
– Ты думаешь, я не в курсе? Слушай, давай ты сводишь его, просто мне некогда.
– Вам лучше больше времени проводить с Гримом, – несмело предложила Ирма. Она видела волнение Филадельфии, ее страх в глазах за судьбу сына, но даже при посторонних женщина не любила открывать чувства и даже скрывала их за ненужной резкостью, а порой грубостью. Словно ей все были должны.
– Слышь, ты кого учить вздумала? Не хочешь – так и скажи. Если думаешь подзаработать в качестве няньки, то не жди денег. Мы вовсе не богатые. – Грубость не отпускала Филадельфию и усугубляла ситуацию.
– Ничего такого я не думала… извините, но может, вы перестанете так пренебрежительно ко мне относиться? Я младше вас совсем на немного.
– Тебе двадцать, а я на семь лет старше. Думаю неплохая разница.
– Вам двадцать семь? Ого, Вы прекрасно выглядите! – Ирма не боялась показывать искреннего восхищения. Если видела красоту, открыто восторгалась. Без капли иронии или зависти.
– А ты похожа на Снежного человека.
Ирма слегка покраснела, но промолчала.
– Не обижайся только, ладно? У меня правда много дел, а Грим и сам справится. Я не думаю, что у него что-то серьезное. Просто я так устала. Жизнь пробивает меня насквозь. Я чувствую себя боксерской грушей.
– Эх, ладно. – Ирма склонила голову, и Фила заметила, какие у нее длинные светлые ресницы. Прошлая воспитательница Грима всегда считала, что нет никаких оправданий для времяпровождения с ребенком.
– Сегодня мне звонила его новая воспиталка. Эта Розалина говорит, что нужно заниматься ребенком. Якобы все уже почти умеют читать и считать.
– Это да. Сейчас все стараются занять детей, – уже без энтузиазма продолжила Ирма.
– Зачем? Разве не школа этим должна заниматься? Я вот не понимаю этого. Все сами. Больше всего дети занимаются дома. Слишком много самостоятельного изучения.
– Хотите, я позанимаюсь с Гримом. Будет обидно, если такой взрослый мальчик пойдет в школу в восемь лет.
– Да ты прям ангел. Спасаешь моего сына постоянно. Мне уже страшно представить, от чего ты спасешь его в следующий раз. – Голос Филадельфии уже смягчился. Она посмотрела на Ирму и сказала, – Выпить не хочешь? Я могу из дома принести.
– Спасибо, но я не пью. И вам не советую.
– Ой, снова учишь. Заладила ты. Стала моей совестью?
– Ну, нет.
Неожиданно повисло неловкое молчание. Нужно было разрядить обстановку. Ирма ждала продолжения диалога со стороны Филы, а та не могла подобрать слов. Но молчание даже не отягощало обстановку, а сглаживало. С некоторыми людьми приятно молчать.
– Не обращай внимания на мою грубость. Я так со многими. И не думай, что я часто пью и ищу постоянно повод для выпивки.
– Конечно, нет, – соврала Ирма. Ей нравились попытки Филадельфии оправдаться. Они выглядели мило.
– Не против, если мы останемся у тебя на ночь?
Филадельфия обычно не оставалась на ночь у других, но маленькая квартирка Ирмы показалась оазисом в грязной жизни. Женщина постоянно слышала, что она шлюха и родила от первого встречного. Почему люди так легко верили слухам? Фила устала от скверностей, чувствовала, как сама превращалась в нечто отвратительное. Пустота настигала ее в самый неподходящий момент. Весь мир превратился в сплошную рутину. Увидев чистые побуждения Ирмы помочь, Фила даже не могла красиво выразить благодарность. Неожиданное проявление доброты ввело в ступор, и ей не оставалось ничего иного, как превратить искреннее побуждение Ирмы в нечто само собой разумеющееся. Филе хотелось продлить хорошее ощущение, побыть в причудливой квартирке воспитательницы: здесь так чисто, аккуратно. Сама жизнь расставлена по полочкам. Филадельфия без ума от порядка, но у нее нет сил разбираться в собственной жизни.