Горькие ягодки - стр. 19
-Да почему я-то коварность, интересно? Она же ещё и девственность с Гришкой-то нашим сымитировала, получается. Мне Гришка хвастался, что девочкой её взял. Ещё и мне в пример приводил, ха-ха! Нашёл кого! А она, видать, думала, что об этом-то я не знаю, вот и расслабилась под винишком. В винишко-то я, конечно, ещё спиртика подлила для гарантии.
-Ну и молодёжь у нас! Ну, ты и дала стране угля, Ангелин!
-Не, ну а чё. Мы с братом всегда друг за друга горой, с самого детства. Я потому и не боюсь сама рожать, знаю, что и на брата, и на папу всегда положиться смогу.
-А на маму?
-Ну, мама сказала, что помогать вообще не будет.
-Да ладно, когда малыша увидит, куда она денется!
-Не знаю насчёт мамы. Я ж говорю, она ко мне не очень, у неё братец в любимчиках, а я так, приложение.
-Да кажется тебе, не может быть такого. Просто, ты сама говоришь, трахалась много с кем, вот мама, наверное, и не в восторге от этого.
-Ну, эт да.
-Так, девочки, какая кровать свободная, эта?
-Эта, эта…
Ой. Девчонку привезли. После операции. Ой. Как мёртвая прямо. Как на кровать её кинули. Как мешок. Ой. Сколько крови у неё между ног натекло, вся пелёнка уже мокрая. Так разве должно быть? И капельницу ей ставят.
-Чёй-то с ней? -робко спрашивает кто-то у медсестры.
-Прободение матки, -неохотно отвечает та.
-Батюшки, матку девке пропороли!
-У неё рубец там был, да ещё и врача в известность не поставила, вот и получилось… -неохотно поясняет худенькая медсестра, -ещё и вену найти не могу… Что за вены такие…
Меня начинает мутить от вида крови. У девчонки в пупке колечко с синим камешком. Она такая беспомощная и такая жалкая с этим колечком… Нет, я просто не могу на это смотреть. Я выбегаю в коридор, прислоняюсь лбом к холодному стеклу. За окном оживлённая московская улица, мирно падают редкие снежинки, люди спешат по своим делам, им и дела никакого нет до того, что происходит здесь, в этом месте скорби.
Рядом со мной примостилась Ангелина.
-Ой, слушай, сколько кровищи, я чуть не блеванула, -говорит она, -слушай, вид у неё атасный какой. А вдруг окочурится ночью? Я покойников ужас как боюсь.
-Не окочурится, не волнуйся, -присоединяется к нам рыженькая Вера, -если бы она совсем никакая была, её бы в реанимацию положили.
-Аборт делали, -вздохнув, продолжает Вера, -медсестричка говорит, сначала-то всё ок было, а потом, уже под самый конец, и случилось.
-А чё её в нашу-то палату положили, абортниц не должны к нам-то класть, -возмущается Ангелина.
-Так у абортниц мест нету. Не в коридор же её класть…
…Ночью мне снятся кошмары, планомерно сменяющие один другой. Сначала я вдруг оказываюсь в своей комнате в общаге, туда заходит Андрей, падает передо мной на колени и говорит: «Это я убил нашего ребёнка, я» и плачет. Мне жутко и страшно, я хочу дотронуться до Андрея, но моё тело не слушается меня. Я пытаюсь сказать Андрею, что он ни в чём не виноват, но вместо этого вдруг проваливаюсь в чёрную пустоту забвения.
В следующей страшной серии я уже стою на Ленинском проспекте на автобусной остановке. Подходит автобус, из него выходит Андрей с маленьким ребёнком на руках. Я смаргиваю, ребёнка нет, зато Андрей, презрительно глядя на меня, спрашивает сквозь зубы: «За что ты убила нашего малыша, Маруся? За что?» Я хочу ответить ему, но мои уста скованы, а тело заледенело.