Гори, гори ясно - стр. 26

Понятно, что это ребячество. Но если яркий свет уже который раз выручает, то грех не взять с собой его источник. Мама говорит, что я в детстве жутко боялся темноты, но сам я ничего такого не помню.

Время в поезде пролетело быстро, я потратил его с пользой, портативный компьютер – это вещь. Да и народу в вагоне оказалось мало, всего три человека. Оно и понятно: октябрь, вот-вот снег ляжет. Огородные хлопоты до весны завершены.

По дороге от станции прошёл мимо продуктового, чуть не зашёл машинально. Опомнился, уже взявшись за ручку двери. Продукты не нужны. Только отпустил ручку, ни с того ни с сего вновь пришли на ум слова «it thinks». Ну нет, не дождётесь. Стараясь даже не смотреть в сторону витрин, я твёрдым шагом направился дальше.

Оба «волшебных слова» не отпускали, по дороге попалось несколько домов, и, когда проходил под их окнами, слова словно громче звучали. Минут через десять я уже подошёл к нашему дому и фраза «отпустила». Ну и замечательно.

– Папа просил, чтобы ты слил воду из железной бочки, – сказала Вера. – Они в этом году уже не выберутся. А соседи присмотрят, папа договорился.

Слить так слить. Но вначале – инструменты. Они уже сложены – упакованы в контейнер. Их действительно просто забыли. Окна забраны ставнями; если что – дрова и уголь есть в сарае, но надо проверить, хватит ли на зиму. Повезло с соседями, они проследят, чтобы дом не промёрз, чтобы кто чужой не залез. Собака у них умная, почуяла меня, безошибочно определила, что свой, даже лаять не стала. Выглянула, повиляла хвостом, и снова в будку.

Я прошёлся по комнатам, проверил, что к зиме всё готово. Так. Теперь слить воду; проверить, что колодец надёжно закрыт; проверить, что дрова и уголь на месте, и можно уезжать.

После прохладного полумрака дома показалось, что на улице жара. И то верно – солнце жарко, по-летнему светило. С чего бы это? Самый-самый последний тёплый день этого года?

Я заглянул в бочку, она полна чистой воды; листья, конечно, нападали, но стоило их убрать, и стало видно, насколько прозрачна вода. А холодная! Такой умываться поутру – враз разбудит.

Фраза вновь начала лезть в уши. Да что за наваждение! Слить воду, всё проверить и уезжать. Не нравятся мне эти два надоедливых слова.

Показалось, что голова стала колоколом, и кто-то в него ударил со всей силы. Я осознал, что схватился за края бочки; если бы не это, вполне мог бы окунуться в ледяную воду. Что за…

Когда удалось совладать со зрением, я понял, что в воде отражаюсь вовсе не я. Из бочки на меня смотрела незнакомая рыжеволосая женщина в ярко-красной кофте, с овальным лицом и тёмными, глубоко посажеными глазами.

– Напрасно вы уклоняетесь от разговора, – сказала она, улыбнувшись. – У нас всего четыре с половиной минуты, господин Загорский, прежде чем нас с вами заметят.

* * *

Я выпрямился. Первым побуждением было бежать куда подальше. Я оглянулся – деревня как вымерла. И тишина вокруг: ни птиц не слышно, ни другой живности. При том, что деревня большая, пустующих домов немного. Я попробовал отойти от бочки, ноги словно сковало. Очень мило.

Я включил камеру и диктофон на телефоне и снова склонился над бочкой.

– Для вас это – вопрос жизни и смерти. – Женщина уже не улыбалась. Губы её – отражения – двигались, но голос я слышал так, словно женщина стояла напротив меня по ту сторону бочки. – Я заметила на вас метку. При других обстоятельствах я просто заставила бы вас всё забыть, но сейчас у вас просто не будет ни единого шанса.