Горечь победы - стр. 24
Всю дорогу Пауль чувствовал внимательно-удивленный взгляд парня с серо-синими глазами. С грязного днища «Урала» немец мог видеть перед собой лишь запыленные шнурованные берцы, а чуть скосив глаз вверх натыкался на обтянутые сине-бело-черной материей мужские колени и автоматы на них. Захватившие их милиционеры всю дорогу молчали.
Лежать на полу было пыткой. Несчастных пленников елозило по грязному кузову то в одну сторону, то в другую. И нельзя было приподняться. Жесткая рука в обрезанной перчатке тут же припечатывала к доскам. Журналист не рискнул протестовать, так как понимал, что сам принял решение ехать сюда нелегалом. Пауль и хозяин-чеченец собирали одеждой всю эту грязь и не имели права встать. Невыносимо трясло. Грассер уже через полкилометра мечтал только об одном, чтобы к концу пути его зубы и внутренности остались целы.
Машина остановилась. С легким скрипом поползли в разные стороны створки покрашенных коричневой краской ворот, придерживаемые двумя совсем еще молодыми чеченцами, одетыми в форму ОМОН. Было ровно семь утра, когда «Урал» и БТРы вползли на территорию своего расположения и остановились. Задний борт машины с грохотом открылся. Мовсар и еще трое бойцов соскочили вниз и застыли рядом. Тут же подошел майор, командовавший группой захвата. Посмотрел на пленников и приказал:
– Темрикоев, задержанных в разные камеры! Сумку журналиста ко мне в кабинет.
Парень с серо-синими глазами что-то быстро сказал по-чеченски. Хозяина квартиры без особых церемоний двое омоновцев сгребли за ноги и выдернули из машины. Сцапав за предплечья с двух сторон, поволокли в сторону приземистого каменного строения со свежими пятнами кладки. Грассеру майор предложил спуститься самому:
– Выходите, господин журналист!
Пауль встал в кузове на дрожащие ноги. Посмотрел на грязную одежду и поморщился. Хотел отряхнуться и не стал, решив предстать перед представителем посольства в самом затрапезном виде, чтоб тот сразу уяснил, как плохо обошлись с ним русские. Спрыгнул на пыльную землю и огляделся. Командир отряда скомандовал:
– Темрикоев, уведи иностранца в камеру. Выбери, которая получше…
Мовсар вытянулся. Серо-синие глаза взглянули на журналиста и мягкий голос произнес:
– Пошли…
Сержант сопровождал немца один. Они удалились от майора метров на десять. Пауль тихо сказал:
– Слушай, если поможешь мне бежать, я заплачу тебе сто тысяч евро и расскажу кое-что интересное про ваши горы. Мы можем оба стать очень богатыми…
Мовсар задумчиво ответил:
– Меня больше интересует наше сходство. Мы похожи глазами…
Грассер упрямо гнул свое:
– Двести тысяч евро! Помоги мне бежать! Мне надо попасть под Агишбатой…
Темрикоев вздрогнул и даже остановился:
– Куда?.. Агишбатой?.. Я не ослышался?
Пауль зло прошептал, заходя в дверь строения:
– Да, именно туда! В горах скрыт клад. Мне сейчас чихать, как говорится по-русски, на ваших боевиков и фильм. Здесь все не так, как я думал…
Разговор пришлось прервать. Навстречу шли два омоновца, которые отводили в камеру старого чеченца. Это дало возможность Грассеру разглядеть помещение. В нем не было ничего примечательного: длинный коридор по обе стороны которого имелись камеры с навешенными тяжелыми засовами и небольшими решетчатыми окошечками вместо тюремных глазков. Их было восемь. С потолка свисало три тусклых лампочки. Мовсар подвел пленника к предпоследней двери. Откинул засов в сторону. Грассер, не теряя надежды, горячо зашептал: