Голубой замок - стр. 21
– Давайте пересыплем наши горки на горку Оливии и сделаем одну огромную! – воскликнула она.
Девочки с восторгом подхватили идею. Они набросились на свои горки с ведерками и совками, и через несколько секунд горка Оливии превратилась в настоящую пирамиду. Валенсия, раскинув перепачканные руки, тщетно пыталась защитить свое сооружение. Ее беспощадно оттолкнули, горку разрушили и высыпали на пирамиду Оливии. Валенсия решительно отошла в сторону и начала строить другую. И снова старшая девочка накинулась на нее. Валенсия стояла пылающая, возмущенная, раскинув руки в стороны.
– Не трогай, – умоляла она. – Пожалуйста, не трогай.
– Но почему? – напустилась на нее старшая девочка. – Почему ты не хочешь помочь Оливии построить большую горку?
– Я хочу свою собственную, маленькую, – жалобно ответила Валенсия.
Но все мольбы были бесполезны. Пока она спорила, другая девочка сгребла ее горку. Валенсия отвернулась, сердце ее учащенно билось, глаза были полны слез.
– Ты просто завидуешь… завидуешь! – смеялись над нею девочки.
– Ты очень эгоистична, – холодно обронила мать, когда вечером Валенсия ей пожаловалась. Тем и закончилась первая, и последняя попытка поделиться с матерью своими невзгодами.
Валенсия не была ни завистлива, ни эгоистична. Она просто хотела свою горку из песка – не важно, маленькую или большую. По улице прошли лошади, пирамида Оливии рассыпалась, прозвенел звонок, девочки побежали в школу, позабыв о случившемся раньше, чем уселись за парты. Зато Валенсия никогда не забывала. Негодование жило в глубине ее души. И разве эта история не символична для всей ее жизни? «Я никогда не могла получить свою собственную горку песка», – мысленно заключила она.
Однажды осенью шестилетнюю Валенсию напугала огромная красная луна, поднимающаяся прямо в конце улицы. Ей стало плохо и холодно от жуткого, сверхъестественного страха. Так близко. Такая большая. Вся дрожа, она кинулась к матери, а та посмеялась над ней. И Валенсия, отправленная спать, пряталась под одеялом, чтобы, глянув ненароком в окно, не увидеть эту ужасную луну, глазеющую на нее.
Или вот еще: в пятнадцать лет на вечеринке ее пытался поцеловать мальчик. Она не позволила – оттолкнула его и убежала. Только он один и пытался. Теперь, спустя четырнадцать лет, Валенсия поняла, что, пожалуй, зря его оттолкнула.
Было и такое: ее заставили извиниться перед Оливией за то, чего она не делала. Оливия сказала, будто кузина нарочно толкнула ее в грязь, чтобы испортить ее новые туфельки. Валенсия знала, что это неправда. Все произошло случайно и даже не по ее вине, но никто ей не поверил. Пришлось извиниться и поцеловать Оливию в знак «примирения». Несправедливость того случая горела весь вечер в ее душе.
Припомнилась купленная кузине Оливии нарядная шляпка с кремово-желтой вуалью, венком красных роз и узкими лентами, которые завязывали красивым бантом под подбородком. Валенсия больше всего на свете хотела такую же. Она умоляла купить шляпку и ей, а над ней лишь смеялись, и все лето Валенсии пришлось носить ужасную шляпу из коричневой соломки с низкой тульей и плоскими полями, на резинке, которая резала за ушами.
Никто из девочек не гулял с Валенсией Стирлинг, потому что она выглядела убого, – никто, кроме Оливии. И все умилялись тому, как мила и бескорыстна Оливия. «А все потому только, – думала Валенсия, – что я была для нее выигрышным фоном. Уже тогда она понимала это».