Голубоглазый юноша - стр. 8
Пока заживала шея, Джинни жила с Бекки. Ей невероятно повезло. Перелом произошел достаточно высоко, Джинни не парализовало, хотя она целых полгода носила ошейник-ортез. Она уволилась с работы, сторонилась друзей, никого не желала видеть. Она не сомневалась, что сама виновата в трагедии: не надо было пускать Марка за руль. В тот вечер она решила, что они с мужем выпили всего по бокалу вина, потому что Марк редко выпивал больше; а сама она не любила ездить по шоссе в темноте. Ей не пришло в голову спросить его, сколько он выпил, ведь он выглядел вполне трезвым. Потом она мучила себя: спросила бы – села бы за руль сама, и тогда Марк и Крис остались бы живы… Бекки знала, что сестра ни за что себя не простит, что бы кто ни говорил. Ничто не могло изменить факта: муж и трехлетний сын Джинни были мертвы.
Она переехала в Нью-Йорк в апреле, ни с кем не попрощавшись, и потратила месяц на поиск работы в какой-нибудь из правозащитных групп. Ей хотелось одного: удрать как можно дальше от прежней жизни. Бекки помалкивала о том, что знала, что сестра ищет смерти, мечтает погибнуть в одной из своих добровольных командировок – так обстояло дело, по крайней мере, в первый год. У Бекки сердце разрывалось из-за этого состояния сестры и невозможности ей помочь. Оставалось уповать на время, которое залечит ее раны и научит уживаться с тем, чего не изменить. Джинни перестала быть женой и матерью, потеряла обоих людей, которых любила больше всего на свете. Она перечеркнула карьеру, ради которой прикладывала раньше столько сил. Джинни была хорошим репортером и высоко котировалась в своей телекомпании. Она была счастливой, успешной, полностью состоявшейся женщиной, а потом, в один миг, ее жизнь обернулась наихудшим кошмаром. Джинни никогда об этом не говорила, но сестра все знала и чувствовала, потому не напирала на нее по поводу отца. Джинни и без того досталось, хватит с нее трагедий и утрат. Бекки не хватало духу требовать от нее большего, и она взвалила заботу об отце на себя, позволив Джинни рисковать жизнью в отдаленных уголках мира.
Все равно рано или поздно наступит момент, когда Джинни придется остановиться и посмотреть в лицо правде, как бы сильно она ни разогналась и как бы далеко ни забралась, потому что ее утрата была невосполнимой, и этого нельзя было изменить. Бекки молилась, чтобы сестра дожила до этого переломного момента. Ей всегда приносило облегчение возвращение Джинни в Нью-Йорк, пусть совсем ненадолго. По крайней мере, дома она была в безопасности. Обеим трудно было поверить, что они не виделись почти три года, время летело слишком быстро. Бекки была занята семьей, а Джинни вечно трудилась в какой-нибудь далекой неспокойной стране, рискуя жизнью и искупая свои грехи.
Бекки повесила трубку в грустном настроении. Алан нагнулся, чтобы поцеловать жену. Бекки была красивой женщиной, но не сногсшибательной, в отличие от сестры, особенно когда та, работая на телевидении, каждый день тщательно красилась и причесывалась. Даже без всяких ухищрений Джинни всегда превосходила старшую сестру красотой. На Джинни восхищенно оглядывались, а Бекки была просто симпатичной соседской девушкой.
– Все в порядке? – спросил Алан, озабоченно глядя на жену.
– Разговаривала с Джинни. Она в Нью-Йорке. Завтра годовщина. – Она выразительно посмотрела на мужа, тот кивнул.