Голубая лагуна - стр. 17

Пэдди приготовил постели для себя и своих питомцев в капитанской каюте; он убрал посуду со стола, выбил окно, чтобы выветрить запах плесени, и разложил найденные в каютах тюфяки на полу.

Когда дети уснули, он вышел на палубу и, опершись на перила, стал смотреть на светящееся море.

В то время как он стоял, прислонившись к перилам, в голове его проносились мысли о «добром старом времени». Его собственный рассказ об юродивом разбудил эти воспоминания, и за ширью соленых морей ему мерещился лунный свет на Коннемарских холмах и слышался крик чаек на бурном берегу, где за каждой волной тянется три тысячи миль моря.

Вдруг Баттон возвратился из Коннемара, чтобы очутиться на палубе «Шенандоа», и им мгновенно овладел суеверный страх. Что, если из-за двери камбуза вдруг выглянет голова, или, еще того хуже, в нее войдет призрачная тень?..

Он поспешил обратно в капитанскую каюту, где вскоре заснул рядом с детьми, в то время как бриг всю ночь покачивался на мягкой зыби Тихого океана, а ветерок тихо веял, неся с собой залах цветов…

Когда, после полуночи, туман рассеялся, люди с первого баркаса увидали второй, на полмили к штирборту.

– Вы видите шлюпку? – спросил Лестрэндж у капитана, который встал на ноги, осматривая горизонт.

– Ни следа! – ответил Лефарж. – Будь проклят этот ирландец! Когда бы не он, я успел бы как следует снабдить лодки провизией; а теперь не знаю даже, что у нас есть. Что у вас там на носу, Дженкинс?

– Два мешка хлеба и бочонок воды, – сказал тот.

– Какой там бочонок! – перебил другой голос. – Ты хочешь сказать, полбочонка!

– И то правда, – согласился Дженкинс, – наберется не больше двух галлонов.

– Будь проклят этот ирландец! – вновь вскричал Лефарж.

– Еле хватит по полковшика на душу, – заметал Дженкинс.

– Быть может, второй баркас успел лучше запастись. – продолжал Лефарж, – пойдем к нему.

– Он сам идет к нам, – сказал загребной.

– Капитан, – снова спросил Лестрэндж, – вы уверены, что не видите шлюпки?

– Ни малейшего признака, – повторил Лефарж.

Несчастный опустил голову на грудь.

Однако ему не пришлось долго раздумывать над своими заботами, так как вокруг него начинала разыгрываться одна из ужаснейших трагедий в летописях морской жизни.

Когда баркасы достаточно сблизились для оклика, на носу первого поднялся человек.

– Гей, там! – сколько у вас воды?

– Ни капли!

Ответ ясно прозвучал в мирном лунном воздухе. Услыхав его, люди в первом баркасе перестали грести, и видно было, как с поднятых весел стекали капли, сверкая бриллиантами при свете месяца.

– Гей, там, баркас! – крикнул человек на носу. – Налегай на весла.

– Молчать, негодяй! – крикнул Лефарж – Кто ты, чтобы командовать?

– Сам негодяй! – отозвался тот. – Ребята, заворачивай!

Гребцы штирборта дали задний ход, и лодка завернула.

Случайно в первый баркас попали все худшие матросы «Нортумберлэнда», и Лефарж оказался совершенно бессильным перед ними.

– Ложись в дрейф! – донеслось с второго баркаса, с трудом подвигавшегося к первому.

– Налегай на весла! – крикнул матрос на носу, возвышавшийся над другими, как злой гений, временно ваявший власть над событиями, – Подними весла! Лучше покончить сразу.

Второй баркас, в свою очередь, перестал грести и остановился на расстоянии одного кабельтова.