Голова на серебряном блюде - стр. 34
Тело Зази затряслось. Наверное, ей было холодно – все-таки на ней ничего не было. Осмотрев ее тело еще раз, Флоранс отметила про себя, что она невероятно хорошо сложена. Однако из нее выпустили всю кровь, и ее кожа в области ног покрылась складками, будто иссушилась. Оставлять ее так было нельзя. Подтащив к себе лежавшее рядом одеяло, Флоранс собралась было укрыть им ее, но его резко выдернули у нее из рук.
– Это мое! Заляпаешь кровью! – сказал кто-то из темноты. – Вон там есть другое.
Флоранс посмотрела в сторону, куда ей указали. И действительно, после вчерашних девушек там остались два покрывала, твердые, как доски, от засохшей крови. Пришлось подняться и сходить за ними.
Стоял отвратительный запах. Конечно, неподалеку располагалось отхожее место, но главным образом смрад исходил от покрывал. Флоранс было не привыкать к такому, однако эта вонь была необыкновенно ужасной. Но оставлять Зази голой было нельзя. Ощупав одеяла, она взяла то, что было помягче, и аккуратно накрыла им ее дрожащее тело.
– Скоро ты привыкнешь и перестанешь все это делать, – сказала та же девушка. А ведь и вправду, никто из пленниц не помогал Зази. – Ей не помочь. Она и так сейчас умрет.
Все они уже несколько раз видели подобное. И поскольку девушек убивали в том же порядке, в каком они прибыли, то они хорошо понимали, что завтра или послезавтра грядет и их очередь.
– Эта девчонка должна была умереть еще раньше, – сказал чей-то голос странную вещь.
– Раньше?.. – переспросила Флоранс, но ответа не последовало.
Как и прошлым вечером, ни еды, ни воды, ни лекарств для бедной Зази не принесли. Днем им оставили довольно большой кувшин воды на обед, но поскольку они выпили ее, чуть ли не передравшись, то до вечера питья не осталось.
Девушка оказалась права: не прошло и часа, как Зази окончательно затихла.
Флоранс посчитала обитательниц камеры. Не считая ее самой, осталось лишь двое. А значит, через три дня наступит и ее очередь. Одна из узниц плакала навзрыд, зная, что завтра будет ее последний день.
Стражник отправился спать. Едва дождавшись его ухода, Флоранс подлетела к решетке и принялась лихорадочно водить пилой. У нее в запасе было три ночи. Даже если ей удастся довести начатое до конца в четвертую ночь, смысла в этом уже не будет. Если послезавтра – самое позднее через три дня – она не разделается с решеткой до рассвета, то ей уже не выйти отсюда живой.
Так что Флоранс не могла позволить себе слишком много спать. Возможно, сегодня ей удастся прикорнуть днем. «А ведь я приговорена к смертной казни», – подумала она. И до исполнения приговора, вынесенного ей непонятно за что, оставалось каких-то три дня. Однако она была невиновна, а значит, хотя бы дневной сон на жестком полу позволить себе могла.
Если уж и придумывать, за что ее могли обвинить, так это бедность. Все девушки в этой тюрьме были повинны в преступлении, ответственности за которое не несли. Тем, кто рождался в таких замках, было позволительно убивать людей одного за другим и пить их кровь, и никто не вменял им это в вину. Те же, кто родился в нищете, могли запросто расстаться с жизнью, и никто не стал бы даже выслушивать их жалобы на своих мучителей. Почему же Бог дозволяет такую несправедливость на земле?
Как бы старательно ни работала Флоранс пилой, она не была уверена, что за час или даже два пропилит хотя бы миллиметр. За весь вчерашний вечер на пруте остался лишь едва заметный след. Если пилить с такой скоростью, то, как ни крути, за оставшиеся три ночи разделить его надвое не выйдет.