Голос крови (сборник) - стр. 14
Два сердца сочиняли…
– Изыди, нечистый!
Смех – тихий, задорный.
– Оля, Олюшка… Наивная девочка. Ты же искала меня, зачем же удивляться, что я пришел на твой зов? – сладко тянет он.
– Кто ты?
Опять смех. Мужчина замирает и даже запрокидывает голову, чтобы насладиться своим весельем.
– А кто я, по-твоему?
– Не знаю! – кричит она.
– У тебя ведь есть догадки?
– Ты проколол восемнадцатилетней девочке горло!
– Проколол? Какие глупости! Зачем мне это, не пойму?! Это занятие для глупых детишек или маньяка, который окончательно съехал с катушек. А я знаю цену женской крови. Я не пролью ее ни капли понапрасну, – то ли поет, то ли говорит он.
– Кто ты?
– Это ты мне скажи, кто я? – теперь его тон серьезен. Он уже не шутит и не смеется.
– Ты зло. Ты нечисть. Ты нежить!
– Фу, как грубо! – отплёвывается он брезгливо. – Нежить. Зло… Зло – это очень глобальный масштаб. Я – скорее мелкий пакостник в масштабах вселенной.
– Вампир.
– Во-о-от! – протягивает он довольно. – Уже ближе.
Истерически вскрикнув, женщина круто разворачивается и со всех ног бросается наутек. Она несется так, что от собственной скорости у нее начинают слезиться глаза. В груди печет невыносимо. Вскоре ломается один, а затем и другой каблук. Но она мчится, и даже мысль о том, что бы остановиться, приводит ее в невероятный ужас.
Крыльцо. Подъезд. Дом. Дверь, лестница, площадка, лестница, дверь. Наконец-то дома…
– Ай-яй-яй! Кто же от вампиров пешком бегает?
Вскрик. Вспышка яркого света – и темнота перед глазами…
Собственная голова стала невыносимой тяжестью. Ольга морщится, силясь подняться на слабых руках. Странный дурман владеет ее телом. Глаза не открываются, а в голове навязчиво звучит невыносимо томительная песня. Она успокаивает настолько, что ей снова хочется спать.
– Не пой больше, – сипло просит она.
– Как скажешь, моя сладкая.
Резкий толчок от постели, и глаза женщины распахиваются. Картинка перед ними плывет и, наконец, обретает в темноте четкий мужской контур.
– Ты хорошо себя чувствуешь?
– Что… ты тут делаешь? – выдыхает она, ужасаясь.
– Чай пью, – невозмутимо отвечает он. – Разве не видно?
Видно очень плохо. Но он и правда сидит в непринужденной позе на стуле возле ее дивана и что-то пьет. Она молит небо о том, чтобы это действительно был чай.
– Я спросила, что ты делаешь в моем доме? Я тебя сюда не приглашала! – строго цедит она сквозь зубы.
– Это только в кино нас нужно приглашать. В жизни мы и без приглашения прекрасно справляемся.
– Включи свет! – хватаясь за горло, требует она.
– Я не пробовал. Про «сладкую», это я так, чисто гипотетически…
Он спокоен, даже слишком расслаблен, весело настроен и расположен к общению.
– Что ты со мной сделал? – требовательно спрашивает она.
– Слегка оглушил. Все пройдет, обещаю.
– Зачем ты сюда пришел?
– Я же не мог тебя бросить одну! – удивляется он.
– А зачем ты меня по голове бил? Зачем шел за мной?
– Я чая хотел, а ты явно не была настроена меня им угощать, – он безмятежно разводит руками.
– А пить тебе хотелось – до смерти!
Ее едкий сарказм и раздражение мало его трогают.
– На твое счастье, нет, – усмехается он, и она даже во тьме видит, как опасно сверкают его зубы.