Голос - стр. 47

Извиваясь, я высвобождаюсь из тяжелого кольца рук Патрика. Уж слишком этот жест похож на обладание, какой-то он чересчур собственнический. И потом, гладкая кожа Патрика, его мягкие руки врача, его тонкие светлые волосы – все это мешает мне мечтать, застилает путь моим воспоминаниям.

А ведь Лоренцо вполне мог уже и в Италию вернуться. Я совершенно не уверена, что он еще здесь. Уже два месяца прошло с тех пор, как я, следуя зову своего сердца и либидо, поехала на свидание с ним. Целых два месяца с тех пор, как я, рискнув всем на свете, трахалась с ним среди бела дня.

Не трахалась, Джин, а занималась любовью, ведь это была любовь, напоминаю я себе.

Все это с самого начала придумал он сам, это был его план – снова поехать в тот домик, который мы называли «будкой»; он снял его, еще когда с его ставкой приглашенного профессора все было в порядке. Он ужасно скучал здесь по возможности самому готовить – а он очень любит это занятие, – по морю, по итальянским апельсинам и персикам, которые зреют и наливаются на богатой, удобренной вулканическим пеплом почве и в итоге становятся почти такими же огромными, как солнце. А еще он тосковал по своему родному языку. Нашему с ним языку.

Конец ознакомительного фрагмента.