Голос булата - стр. 35
– Так у него и не было меча! – улыбнулся Микулка. – Откуда у старого ведуна меч?
– Бештолковый… Говорила же тебе, что не вщегда он по лешу травы ишкал, был он в молодофти витязем, бивал башурман так, что пыль с ушей шлетала, злой нежити без меры уничтожил, чудищ кровожадных. И меч у него ешть, в штародавние времена добытый. Меч не проштой… Кладенец.
– Неужто Кладенец?! – Микулка даже вскочил от любопытства. – В народе говорят, что меч этот колдовской силой силен.
– Про колдовшкую щилу не ведаю, а вот где лежит, знаю.
Кикимора встала и шагнула назад в поджидавшую тень.
– В штене чулана, от правой руки, дверца ешть. – услышал паренек голос уже невидимой Хозяйки. – Там Кладенец и лежит. Я бы тебе не шказала, да штарик говорил не раз, что тебе вще швое завещает. А значит и меч…
– Ты за Фырком присмотри, Хозяюшка! – попросил напоследок Микулка. – Не то загинет котейко.
– Пришмотрю… – ответила густая тьма из угла.
Микулка накинул зашитый кикиморой полушубок, прихватил светильник и спустился в пропахший плесенью и пыльной паутиной чулан.
В трескучем пламени масляной плошки правая стена сырого чулана казалась безупречной. Микулка пощупал пальцами отмокшую земляную поверхность, с которой шорохом осыпалась каменистая труха, но никакой дверцы не отыскал. Тогда он отставил светильник на закопченый деревяный полок, расколол глиняный горшок из под пшена и начал основательно скрести черепком стену.
Вскоре, в неверном свете показалась первая доска, насквозь сырая, позеленевшая и порядком подгнившая. Микулка без труда выломал трухлявую палку, чуть на ногу не уронил, сунул за нее руку и пошарил в неприятной, неестественно теплой тьме. Липкая пыльная паутина схватила руку, что-то зашуршало, забегало тысячей членистых ножек. Микулка скривился, но руку не вытянул, желание отыскать меч пересилило первобытные страхи. И тут он нащупал холодный, шершавый от ржавчины булат, замер, боясь спугнуть удачу, уцепился пальцами и вытянул в чулан огромный, невероятно тяжелый меч. Из стены посыпались увесистые земляные комья, пахнуло застарелым сырым тленом, но Микулка уже не замечал этого, всем его вниманием завладело необычное, невиданное им досели оружие.
Широкое, на диво острое лезвие чешуилось шершавой ржавчиной, пачкавшей руки. Медные части толстой двуручной рукояти покрывала застарелая зелень, массивная гарда витым прутом перекрещивала клинок и тянула за собой паутину из недавнего плена. Все было простое, надежное, прочное. Только сквозь ржу на клинке проступали кованные в булате резы. Микулка напряг взор, но разобрать в дымном пламени коптилки ничего не смог.
Там же, в теплой земляной нише он нашел деревянные, обшитые кожей и позеленевшей медью ножны. Дерево отсырело, но гниению не поддалось, только в двух местах отстала вздувшаяся кожа. Перевязь на ножнах была какая-то странная, двойная и сколько не тулил ее Микулка к поясу, а зацепить не сумел, так и полез наверх, держа необычную ношу в руке.
Небо рассыпалось холодной сверкающей пылью, на востоке занимался бледный сероватый восход, растворяя в себе яркие жемчужины звезд. Микулка вынес из дому тряпицу, колчан с печенежскими стрелами, дорожный мешок с нехитрым своим пожитком и проверенный в бою лук, смочил тряпицу в остатках масла из светильника и тщательно протер меч, стараясь не оставлять даже следов поедающей булат ржавчины. Он, робичич, никогда и не мечтал иметь настоящий, совсем свой, булатный меч. Хотя нет, мечтал, конечно, глядя с завистью на господскую сброю, да разве думал об этом всерьез?