Голем - стр. 16
Керр Дорф насмешливо поглядывал на спутника, без слов напоминая, что предлагал обойтись обедом и изучением отчетов местных служб – чем, подозревал стажер, и ограничивались приезжавшие до него коллеги. Но отступиться теперь Юргену не позволяла гордость.
– Дальше я хотел бы осмотреть дом.
Вильгельм пожал плечами, признавая за инспектором из города право на любую блажь.
За прошедшие сутки помещения выстудились: внутри по-прежнему было теплее, чем на улице, но не настолько, чтобы снимать верхнюю одежду. Как и у крыльца, здесь изрядно натоптали, и на вощеных полах остались грязевые разводы и следы подошв.
Дверь в летнюю комнату оказалась распахнута настежь, но Юргена не заинтересовали ни заправленная лоскутным одеялом кровать, ни окованный железом сундук для белья, ни плетеный ковер на полу.
Центральное место в зале, служившем одновременно кухней, столовой, врачебной приемной, а в иные дни и спальней, как положено, занимала печь-поландка. В потолке сиротливо торчал крюк: на нем самоубийца и закрепила веревку. Снятая лампа – канделябр на пять газовых свечей – лежала на столе под образами. У входа в углу притулилась бочка с талой водой, над ней нависла лестница на чердак, где семья ночевала зимой. С противоположной стороны шелестели веники сушеных трав, а посуда в серванте перемежалась баночками со сморщенными ягодами и насекомыми. Но больше всего Юргена, естественно, заинтересовал книжный шкаф.
Основное место занимали конспекты по медицине, биологии, алхимии и травам, подтверждающие слова керр Дорфа о роде занятий покойной. Рядом на стене висел диплом, согласно которому Зельда Кракеншвестер посещала в качестве вольнослушательницы лекции Картенского медицинского университета, пусть и не такого известного, как столичный, зато гораздо менее консервативного.
На нижней полке Юрген обнаружил несколько религиозных трудов, предназначенных, вероятно, для тех, кому не помогли медицина и алхимия. Стажер вытащил с полки книжицу в дорогой кожаной обложке, пролистал несколько страниц.
«Взял Господь глину земную и свет небесный и вдохнул в них жизнь, создал человека по образу своему и подобию, и ввел царем в сады и чертоги сотворенные. Значит это, что корнями человек срастается с землей, выходит из нее и в нее же возвращается, питаясь ею, ее же становясь пищей.
Душа же его вольна равно обратиться к эфирным сферам и к геенне огненной, и нет над ней власти ни у иного человека, ни у Господа…»
– Керр Фромингкейт, – отвлек его от чтения Вильгельм, – если у первого отдела остались вопросы, давайте с ними закончим.
– Простите, – извинился Юрген, продемонстрировал книгу. – Келер Кракеншвестер была истинно верующей?
Он тут же осознал, какую глупость ляпнул: по-настоящему религиозный человек никогда бы не совершил самоубийства.
– Не сказал бы, – задумался Вильгельм, не став поправлять. – Нет. К Матери-Церкви она относилась с почтением, воскресные службы посещала, но не более чем ожидается обществом от добропорядочной христианки. Слышал, последнее время ее часто замечали в обители Божьих дочерей. Возможно, книги оттуда.
– Обитель Божьих дочерей?
– Есть у нас неподалеку закрытый пансионат для женщин с достаточно строгим и консервативным уставом.
– Монастырь?
– Можно и так назвать, – Вильгельм поскреб бороду. – Хотя к Церкви он будто и не имеет официального отношения, а спонсируется частными меценатами.