Голь на выдумки хитра. Фантастическая повесть - стр. 2

Вздохнув, я разулась и потопала на кухню. На ней царил беспорядок – результат жизнедеятельности вечно спешащего мужа. Стиснув зубы, я помыла посуду, протерла стол и начала варить манку.

«Вечером манку, – рассуждала я, помешивая варево, – утром овсянку. Завтра суббота, дети в садик не пойдут. И я не пойду. Буду делать уборку, стирать, готовить еду, а вечером побегу к родителям кормить их. Закончилось мясо, в холодильнике лежат полпачки масла, а зарплата у Никиты только через неделю. И свою зарплату я потратила на услуги ЖКХ, так что надеяться не на кого. Ничего, выкручусь, остались банка кильки в томате для супа и пачка макарон на второе. Чем не обед»?

«У тебя в сумке двести рублей», – напомнил внутренний голос, и я вздрогнула. Не любила я этот внутренний голос, который бесцеремонно влезал во все мои дела.

Накормив ребят, я уложила их спать, а сама присела перед телевизором. Показывали апартаменты одной из так называемых звезд поп-музыки. Апартаменты поражали роскошью, и я вновь подумала, что кривляться под фонограмму намного выгоднее, чем спасать или воспитывать людей. Приоритеты у общества такие.

На душе скребли кошки, они не просто скребли, они царапались и кусались. Я люблю настоящих кошек, но режим жесткой экономии не позволяет моей семье их держать. Как-то Никита подсчитал, сколько уйдет рублей в месяц на одного мурлыку. Оказалось, минимум тысяча. Не кормить же члена семьи вискасами!

Глаза закрывались, я уже начала проваливаться в сон, как забренькал мобильник.

– Машутка, – сквозь шум и помехи пробился в эфир голос мужа. – Машутка, я остаюсь на сутки, так что утром не жди. Буду благодарен, если забежишь к моим и занесешь им продукты.

– На какие такие деньги? – вздохнула я.

– Неужели ничего не осталось? – удивился супруг. – Но хоть хлеба и молока ты им можешь купить?

– Хлеба и молока могу, – согласилась я.

– Спасибки, – обрадовался Никита и отключился.

«Алевтине Михайловне и Сергею Николаевичу уже по шестьдесят лет, – снова встрял внутренний голос. – Они немолодые, почти незрячие, а ты очень редко их навещаешь. Знаешь же, что их единственный сын на твою семью работает».

– И на свою тоже, – фыркнула я и поймала себя на мысли, что говорю вслух. – Не слишком ли много нуждающихся в моей опеке? Итак: двое малолетних детей, пятеро взрослых, четверо из которых больны. Итого – семь, а я одна.

Кто-то там, в черепной коробке, устыдился и замолчал.

Выждав паузу, я всхлипнула, встала, размяла гудящие ноги и поплелась в ванную, чтобы смыть усталость со своего измученного долговыми обязательствами тела.

Вода стекала по туловищу теплыми потоками, а я мыслила о том, что мне грех ныть и жаловаться. Крыша над головой есть, еда есть, не разуты, не раздеты. Руки, ноги тоже на месте, а наверху тридцатилетний сосед Витька сидит в инвалидной коляске. Вот кому действительно плохо. И его маме, тете Лизе, плохо. Ее бросил муж, когда узнал, что у ребенка ДЦП.

Через десять минут я была в кровати. Сладко потянувшись, я закрыла глаза и провалилась в глубокий сон. И снились мне счастливые родители. Мои и Никитины. Они в полном одиночестве кружились под плавную мелодию вальса в огромной зале на фоне белоснежных стен и больших овальных окон, занавешенных ажурным тюлем.

– Мария, Мария Валентиновна, – окликнул меня молодой брюнет в черном фраке с карими выразительными глазами. Он медленно проявился на фоне танцующих пар. – Мария Валентиновна, вы знаете, что ваш муж исчез?