Год потопа - стр. 16
Бланко сохранил фигуру вышибалы – высокий и здоровенный, – но уже начал толстеть: слишком много пива пьет, сказала Ребекка. Он по-прежнему собирал волосы на лысеющей голове в конский хвост – фирменную прическу вышибалы – и щеголял полным набором татуировок: змеи вокруг бицепсов, браслеты из черепов на запястьях, вены и артерии на тыльных сторонах рук, так что казалось, будто с них содрана кожа. Вокруг шеи у него была вытатуирована цепь с медальоном – красным сердечком, уходившим в чащу волос на груди, заметных под расстегнутой рубашкой. Ходили слухи, что эта цепь проходит у него по всей спине, обвиваясь вокруг перевернутой голой женщины, голова которой скрывалась у Бланко в заднице.
Тоби следила за Дорой, которая приходила сменять ее на посту у тележки-гриля. Поначалу Дора была пухленькой и жизнерадостной, но недели шли, и она как-то съеживалась, словно сдувалась; на белой коже рук расцветали и увядали синяки.
– Она хочет убежать, – шепотом, на ухо объясняла Ребекка, – но боится. Может, и тебе лучше сделать ноги. Он на тебя уже поглядывает.
– Со мной все будет о’кей, – сказала Тоби. Но она не чувствовала, что все будет о’кей. Она боялась. Но куда ей было идти? Она жила от зарплаты до зарплаты. У нее не было денег.
На следующее утро Ребекка подозвала Тоби к себе.
– Дора всё, – сказала она. – Хотела сбежать. Я только что услышала. Ее нашли на пустыре – шея сломана, сама порезана в куски. Как будто это какой-то псих.
– Но это на самом деле он? – спросила Тоби.
– Кто же еще! – фыркнула Ребекка. – Он уже хвалился.
В тот же день, в полдень, Бланко вызвал Тоби к себе в офис. Приказ он передал через своих шестерок. Они пошли справа и слева от нее, на случай если ей что-нибудь придет в голову. Пока они шли по улице, все смотрели на них. Тоби шла будто на казнь. Почему она не сбежала, пока могла?
В офис вела грязная дверь, спрятанная за контейнером сырья для мусорнефти. Офис оказался комнатушкой, где стоял стол, шкаф для бумаг и потертый кожаный диван. Бланко, ухмыляясь, встал с вертящегося кресла.
– Я тебя повышаю по службе, сучка ты тощая, – сказал он. – А ну скажи «спасибо».
Тоби выдавила из себя только шепот. Ей казалось, что ее душат.
– Видишь сердце? – спросил Бланко, указав на свою татуировку. – Это значит, что я тебя люблю. И ты меня теперь тоже любишь. Ясно?
Тоби заставила себя кивнуть.
– Умничка, – сказал Бланко. – Поди сюда. Сними с меня рубашку.
Татуировка у него на спине была точно как описывала Ребекка: голая женщина, закованная в цепи, головы не видно. Длинные волосы женщины волнами поднимались вверх, похожие на языки пламени.
Освежеванными руками Бланко обхватил шею Тоби.
– Хоть раз пойдешь поперек – я тебя сломаю, как щепку, – сказал он.
С тех пор как родители Тоби скончались таким прискорбным образом, с тех пор как она сама ушла в подполье, она старалась не думать о своей прошлой жизни. Она покрыла ее льдом, заморозила. Но сейчас она отчаянно тосковала по прошлому – даже по тяжелым временам, даже по горю, – потому что ее нынешняя жизнь была пыткой. Тоби пыталась представить себе далеких, давно не существующих родителей – как они витают над ней, словно два духа-хранителя. Но ничего не видела, только туман.
Она пробыла возлюбленной Бланко меньше двух недель, но ей казалось, что прошли долгие годы. Бланко считал, что баба с такой тощей жопой, как у нее, должна уже считать за счастье, если нашелся мужик, готовый ей засунуть. Еще она должна быть счастлива, что он не продал ее в «Чешуйки» как временную работницу (там это означало «временно находящуюся в живых»). Да, пускай благодарит свою счастливую звезду. А еще лучше – пускай благодарит его, Бланко. Он требовал, чтобы она говорила ему «спасибо» после каждого унизительного акта. Правда, Бланко не стремился сделать ей хорошо: хотел только, чтобы она ощущала свое подчинение.