Год Крысы - стр. 9

Дверь была открыта. Встретили меня огромный серый кот и рыжая собака. Я обнял их крепко-крепко и на душе стало спокойно. На кухне брат с отцом вслух читали книгу. Видимо, они не слышали, как открылась дверь; а будь это маньяк – что тогда? Отец стоял над моим братом, следил, чтобы тот с усердием произносил слово за словом.

– Что читаете? – поинтересовался я.

– «Чучело»! – радостно ответил брат; как не радоваться – брат пришел! – можно от книги отвлечься. Изменился Кирилл, исчезли худые черты лица. Он потолстел за эти годы, сидя на диване перед телевизором, длинные кудрявые волосы стали сальными, короткими.

– Оу, Федя! – завыл отец и бросился меня обнимать. – Сто лет тебя не видел. Ты как?

– Так-сяк, раскис немного.

– А почему раскис? Чай будешь? Может, кофе?

– Чай, спасибо. Почему – не знаю.

– Кирилл, давай, читай дальше, – обратился отец к брату. Тот надул губы и безэмоционально продолжил вытаскивать из «Чучела» слова. История заканчивалась, главная героиня уехала, а обман одноклассника вскрылся, и сейчас они винили себя в том, как неправильно они вели себя по отношению к честной и наивной девочке: травили, унижали, бойкотировали; защитник ее оказался слабым и жалким, испугался красных кулаков живодеров. Мне хотелось расплакаться. – Как эту книгу выпустили в разгар советской власти – не понимаю. Это же один в один они.

Я спорить не стал. Советская власть – это в первую очередь люди, насаждающие и принимающие. Те и те не без греха, как-никак люди. Отец поставил мне кружку чая и сел напротив. Кирилл сразу убежал к себе, видимо, со мной ему было скучно. Отец долго рассматривал меня и улыбался. Когда я пришел, на нем не было лица, он отстранился от всего внешнего, пытаясь уйти и от внутреннего. Но вмиг все наладилось, стоило мне перейти порог квартиры. Грелась душа отца в присутствии первенца. Он стал закидывать меня вопросами о жизни, пытался как-то помочь; объяснить, что семья всегда придет на помощь и не нужно бояться быть раздавленным перед ними. Стоило мне повторить про себя эти заветные слова: «Я люблю тебя», как на глаза наворачивались слезы.

– А ты не хочешь работу сменить? – спросил отец. – Плохо она на тебя влияет. Ты постоянно злишься, грустишь, в депрессии свои впадаешь. Мать твоя тоже на работу вышла, и жить стало сложно.

– Жить-то на что?

– А у тебя сейчас денег много? – улыбнулся отец. – К моим сослуживцам можно попробовать устроиться. Работа не сахар, конечно, но зато платят много; креативничать не нужно, достаточно сухо.

– Да нет, пап. Я же от этого и шел, чтобы обратно не возвращаться.

– Взрослеть иногда надо. Тебе двадцать шесть лет, что будет через десять? Не знаешь, и я не знаю. С такой почвой под ногами… Не почва, а песок.

– Не начинай, – отмахнулся я.

Открылась дверь на кухню. Вошла мать. Она схуднула, не улыбалась. Устала. Мама бросила пакеты на пол и достала из холодильника миску с рисом и курицей.

– Привет, мама, – сказал я.

– Какие люди в Голливуде! – в голосе сидел сарказм. – Молодец, что пришел. Кушать будешь?

– Нет, спасибо. Я не голоден.

– Полицейские не останавливают? – мать нетерпеливо резала помидоры.

– Нет, я и не бегу.

– К нам пару раз приходили, между прочим. Скоро на допрос вызовут. Отец по ночам кричит, злится. Палки в колеса ставишь ему.