Год четвергов - стр. 6
– На сцену, на сцену! – скомандовал дирижёр Кирилл Евгеньевич. – Выходим!
Девушка привычно подошла к своему месту, подняла альт и стала настраивать его по первому «ля», данному гобоистом.
Концерт начался. Исполняли фрагмент из балета Адана «Жизель». Вступили скрипки, потом альты. Вера всё прекрасно выучила наизусть, казалось, разбуди её, она вскочит и сыграет, проблемы всегда были в анданте, где у неё соло и обязательно нужно смотреть в ноты.
После окончания первой части и паузы Кирилл Евгеньевич вновь взмахнул рукой. Оркестр заиграл. И только сейчас Березина осознала, что пюпитр пуст. На мгновение ей показалось, что она теряет сознание: бросило в жар, сердце забилось где-то в районе шеи так, что дышать стало невозможно, а потом словно остановилось, пальцы стали влажными и скользкими, дирижёр превратился в расплывчатое тёмное пятно.
– Ноты есть? – одними губами спросила Вера своего соседа.
– Я наизусть, – прошептал тот в ответ.
У третьего альтиста, сидящего слева, ноты стояли на пюпитре, но были слишком далеко, и Березина не видела ничего, что в них написано.
Музыканты приблизились к тому моменту, который Вера не помнила наизусть. Ей показалось, что в сцене появилась огромная трещина. Она становилась всё шире, туда падали стулья с сидящими на них музыкантами, пюпитры с нотами, дирижёр, проваливался зрительный зал.
Вера заставила себя сделать глубокий вдох, закрыла глаза и увидела ромашковое поле, то самое, о котором рассказывал Вадик. Большое, до горизонта, сливающееся с небом, бело-жёлтое, пахнущее летом, травами, зноем. Тёплый ветер качал цветы: любит – не любит, сыграет – не сыграет?
Сложный пассаж в соло вышел как-то сам собой, альт будто ожил, он волшебно запел своим низким голосом, потом партию подхватили другие струнные и духовые. Вера открыла глаза и в паузе тихонько промокнула мокрый лоб салфеткой, взятой с пюпитра соседа.
Когда концерт закончился, Кирилл Евгеньевич подозвал Веру к себе.
– Молодец, Березина, – похвалил он. – У тебя здорово получилось сегодня! И соло тоже вполне прозвучало. А ты переживала, я же видел, побледнела вдруг, глаза закрыла. Нет, правда, очень вдохновенно играла. Всё-таки, я прав: работать нужно больше на репетициях! – дирижёр похлопал девушку по плечу и быстро вышел из зала, крича в телефон:
– Да-да, сейчас, пусть фотографы подождут!
Вера вернулась к своему месту, аккуратно положила альт в защитный шёлковый чехол, потом в кофр, застегнула, проверила замок и выпрямилась. Перед ней стоял Лейгауз.
– Вер, – начал он.
– Вадя, я не выдержу ещё одного такого экстрима, если твоя очередная пассия решит отомстить мне и спереть ноты перед концертом!
– Вера, – повторил Вадик, – Я…ты. услышала, да?
А потом он подошёл ещё ближе и поцеловал её. Они стояли посередине сцены и целовались на глазах всего оркестра и не успевших выйти из зала гостей. Мимо них пролетела Пучкова с красным от ярости лицом.
– Ладно, Берёза, не последний раз видимся, – процедила она, но Вера Березина её не услышала.
Таня Ли
Сиделка
Елена Евгеньевна выехала в кресле-коляске в коридор и открыла дверь.
На пороге стояла крупная женщина неопределённого возраста, в пальто с меховым воротником, белой вязаной шапке и сапогах-дутиках.
– Тута сиделку ждут? – спросила она, топая на коврике у двери.