Размер шрифта
-
+

Гобелен с пастушкой Катей. Книга 8. Потерянная заря - стр. 71

Так вот о квартире, то есть о жилплощади, по милости которой я остался без отца, рос в неполноценной семье. Дом был старый, деревянный, хотя выходил фасадом на самоё Остоженку, на проезжую часть. Вообще, если смотреть издалека, из нашего времени, наш дом был похож на старый деревянный шкаф, типа славянского. Двери и лестницы облезли и гнусно поскрипывали, внутри всегда было темно и странно пахло, наверное, старой слежавшейся одеждой. Шкаф был в три этажа, мы жили на низком втором.

На площадке между этажами располагались удобства, проще сказать, туалет без раковины. Да, именно так. Не знаю, было ли ещё в Москве подобное, я никогда не встречал, редкие посетители изумлялись, те, кто в наших дворах не жил.

Но квартира была отдельная, бабка с дедом выгородились из помещения напротив, там была какая-никакая кухня. А у нас не было, плита и раковина стояли в закутке в коридоре. Зато комнат было две, дед поставил хитрую перегородку. В большой комнате со столом, диваном и гардеробом жила мать, кровать стояла за занавеской. А в комнатушке-коробочке жил я.

Окошко там было малюсенькое, всегда темно, зато помещение оклеено с пола до потолка причудливыми яркими обоями. Это мать в молодости придумала, когда привела отца жить, очень уж без того походило на чулан. Потом переклеивала теми же обоями, сгоряча накупила больше, чем требовалось.

Если смотреть со стороны, очень странной оказывалась квартира. Хотя вроде отдельная, но в моих глазах хуже любой коммуналки. И жизнь в ней проходила самого последнего разбора, и всегда было неудобно за квартиру, за дом и за образ жизни.

Мать в полосатом пальто рано утром уходила на работу (счетоводом в мелкой, никак не называемой конторе), ехала через город на Щипок с пересадками, возвращалась затемно, с сумками, усталая и злая, становилась к плите, швыряла кастрюли и посуду. Отходила только, когда садились за стол, обычно к чаю.

Я в детстве боялся слова Щипок, потом ненавидел, а под конец стеснялся.

Что-то в нем было необыкновенно противное, вроде из-за него у нас так всё шло. Но мать своей работой гордилась, не уставала повторять, что она чистая. Это вам не завод с турбинами.

Ну да ладно. Лучше расскажу о спортивном лагере, точнее, о спорте. Возникла такая идейка, что именно спорт вывезет меня из старой жизни. Идейка не своя, отцова приятеля, это когда я у него пребывал. Большой умник был между прочим, тоже инженер по фамилии Петушков. Знал все на свете и чуть больше того. Папаша его чрезвычайно уважал и советовался. И вот спросил, как со мной быть.

В смысле будущности, я тогда у него, у отца проводил лето, по такому случаю мы поехали на так называемую дачу Петушкова, чтобы получить развернутый ответ. Дача была обычная хибарка, мы ехали на автобусе и шли пешком вдоль проволочных заборов, наконец нашли. Там пили чай любовались природой, половину участка занимал крутой склон над рекой, и все прочее в смысле сельских пейзажей.

Сам Петушков оказался мужичком небольшого роста с редкой бороденкой, одет в клетчатую ковбойку с мятыми джинсами, а ответ приготовил на бумажке. Начал с того, что едва попив чаю, стал разъяснять свою идею, тоже по бумажке. Вроде того, что мальчики обычно сразу поступают в институт, а девочки застревают на год и два, и три. А все потому что родители у мальчиков догадываются отправить детей после восьмого класса в техникумы, где кроме прочего обучения, парням дают специальность.

Страница 71