Гобелен с пастушкой Катей. Книга 7. Катя & 2/3 - стр. 79

О бедном корнете речь пойдёт заведомым путём сразу после и в другой компании, а Виталика Акимова с нами давно нет. Сердце не выдержало обильных возлияний, он не дожил до перестройки, не написал книгу о Прусте на сценах мира и оставил безутешной вдовой невенчанную жену Аду Ярцеву, очень славную девушку, чрезмерно его обожавшую. Если бы она обожала меньше и запретила Витальке пить… Теперь я просто воочию увидела почти невесомую фигуру в дурацком мятом костюме, с шарфом на шее и глумливой улыбкой на тонких губах.

«Книжечки почитываем, деточка?» – спросил он первым делом, увидев у меня на руках том сочинений Станиславского, взятый для форсу и для храбрости. Помню, что я ответила заведомой дерзостью, шутовской конкурент не остался в долгу, через пять минут мы нервно смеялись, и остальная часть будущей четвёрки приблизилась, привлечённая неуместным весельем. Далее с течением экзаменов Виталик взял «шефство над детским садом», наскоро познакомил «племя младое» с азами взрослого взгляда на искусство, помог Гале на письменной рецензии и организовал ей экспресс-уроки английского языка с моей помощью, потому что «эта красотуля в языках ни бе ни ме, жалко, если отсеется ценный материал, мы её за Андрейчика замуж выдадим, его маман враз откинет коньки». Сколько лет с тех пор просеялось, сколько всего случилось, а реальное доброе дело, замаскированное идиотским трёпом, стоит в памяти буквально и даже с интонацией.

Замечтавшись о том, что «иных уж нет, а те далече», я не отозвалась на звук внутреннего звонка и не сразу заметила, что помощница Элла Крохина самовольно вошла в кабинет и стоит «воплощенной укоризной» перед моим столом. (Вместо «отчизны», как следовало бы по роману «Бесы», сочинения Ф.М. Достоевского: «воплощённой укоризной он стоял перед отчизной, либерал-идеалист». К чему приплелись «Бесы», я, увы, не ведаю, процесс шел помимо…)

– Екатерина Дмитриевна, – сказала милая девушка с укоризной в голосе. – Я вам звоню, звоню, никакого ответа, труд практически напечатался. Я прочла половину, это ужасно и гнусно, но я вовсе не за тем.

– Что гнусно, Эллочка, исполнение? Тогда печально, – отозвалась я по порядку запроса. – Но тогда зачем?

– Нет, отнюдь, исполнение на высоком уровне, поэтому так гнусно читать, её жалко и не жалко, просто напрочь теряешься, – ответила Элла в том же прихотливом порядке. – Я за тем, что к вам явилась неизвестная женщина, требует свидания, но не называется, предъявляет Вове нашу карточку. Вы на месте или заняты?

– Что возникло смятение чувств – это желаемый эффект, – я длила беседу по двум направлениям сразу. – Но мысли, я надеюсь, не очень смешались, направление проглядывается? А неизвестная пусть поднимается, скажите Вове, если с нею нет бомбы или обреза. Она будет в русле.

– Мысль я пока не уловила, – честно признала Элла, но нашла себе оправдание. – Хотя дураку полработы не показывают, я исправлюсь. Пока неизвестная с нашей карточкой свинтит обрез, я дочитаю. Тогда, может быть, уловлю. И в каком русле она у нас плывёт?

– Элла, половину уже дочитали, как же не поняли? – заявила я с некорректным упрёком. – Песнь песней помните? Я нарочно привела культовый текст почти целиком, а именно: