Гном. Часть 3 - стр. 65
– Все меня слышат? Те, кто слышат, передайте мои слова тем, кто не слышал. Стоящий рядом со мной человек, известный вам всем Ли Гуан-чень, выполняет обязанности переводчика и никаких других полномочий не имеет. Добавлю, что и переводчик он тоже плохой, и вместо перевода слов русских офицеров вы часто слушаете его глупые выдумки. Поэтому приказываю: никаких распоряжений этого человека не исполнять. Запрещаю отдавать ему заработанную продукцию, деньги, продукты питания. Он до сих пор избегал строгого наказания по той единственной причине, что был рекомендован уважаемым генералом Ин Цзянь-куа. Очевидно, генерал ошибся, будучи обманут Ли Гуан-чень, но мы были вынуждены уважать его решение. Тем не менее, – он возвысил голос, придав ему металлический оттенок, – если он и впредь будет вымогать ваше имущество, доложите об этом ближайшему советскому командиру, и тот накажет его своей властью. Немедленно, палками, публично, по голому телу.
Он медленно опустил микрофон, давая знак отключить громкую связь, а Ли Гуан-чень, ощерившись, прошипел:
– Моя – наблюдать…
– Ты – в сраку е…я …дь, – негромко, но четко выговаривая слова, ответил полковник. Получилось в рифму, но при этом как-то всерьез, даже без намека на улыбку, – а еще вот что: почему это ты, грязь, стоишь рядом со мной? По-моему, тебе никто на это место не звал. И без особого приказа лучше не попадайся мне на глаза. Потому что я могу быть не в духе и разделаюсь с тобой. Представляешь? Сделаю с тобой, что захочу, а вот мне никто, ничего за это не сделает…
Кули по-прежнему получали по одному комплекту спецодежды из десяти пошитых. Будучи вынужден наблюдать это, и при этом не имея ровно никакой возможности вмешаться, Ли Гуан-чень не выдержал и уже через пару дней спятил: это испытание для его, казалось бы, закаленной психики оказалось непосильным.
Еще через пару дней неожиданно похолодало, так что китайцы натянули свежепошитые робы, брошенные в прорыв сержанты и бывалые рядовые бойцы весь вечер обучали их правильно наматывать портянки, – и обучили. Только трети достались солдатские ботинки с обмотками из довоенных запасов, остальные обулись в новенькие кирзовые сапоги со складов 39-й армии. Ночью охрану удвоили, и все попытки как-то скинуть хабар бесшумным Ночным Теням не имели успеха. А наутро контингент отправили на совсем новенькую станцию «Степная – 3» только что проложенной ветки железной дороги, колонной, своим ходом. А товарищ Владимиров, глядя на бесконечные ряды черных фигур, бредущих на север, вдруг спросил:
– А вам, товарищ полковник, не страшно? Вот и мы, наподобие просвещенной Европы, обзавелись рабами.
– Для этих работа на Магистрали – счастливый билет. Хоть какая-то перспектива. Не думаю, что до весны из них дожило бы больше десяти процентов.
– Я не о них. Черт с ними, в конце концов. Я о нас, Александр Яковлевич. К дешевой рабочей силе слишком легко привыкнуть, а потом не сможешь без нее обходиться. Это точь-в-точь, как с опиумом.
В его словах была своя сермяжная правда, и полковник поневоле задумался над ними. А потом, неожиданно для себя, рассердился. Несильно, но все-таки.
– Знаете, Петр Парфенович, я человек военный, и то, о чем вы говорите, для меня, знаете ли, слишком далекая абстракция. Пытаться решать проблемы, которые еще не возникли, значит не делать ничего. А насчет эксплуатации… что до меня, так благотворительность куда хуже. Заработок, даже несправедливо-низкий, в тысячу раз предпочтительнее милостыни.