Гном. Часть 2 - стр. 21
– Я не могу. Все равно это предательство.
– Понимаю. Жаль потерянного времени. – Советник, кряхтя, начал подниматься и вдруг хихикнул, а собеседник его даже вздрогнул, настолько зловещим в исполнении Бориса Михайловича Шапошникова, маршала и ближайшего советника Сталина показался ему этот неуместный звук. – Я это к чему: вдруг поймал себя на мысли: не знаю, что сказать перед расстованием! Желать добра, удачи, радостного скорого свидания, – мы ведь это делаем привычно, даже не думая, что говорим – было бы уж слишком большим лицемерием. Вы бездарно растранжирили свой шанс и безответственно распорядились шансом миллионов немцев. Поэтому и вас, и ваш народ, ждет будущее весьма печальное, но уж зато предельно впечатляющее. Это будет действо, подобного которому мир не видел со времен падения Рима. Не на сотни, на тысячи лет запомнится.
– Хорошо, – у немца вдруг сел голос, – может быть, у вас есть вариант, как помочь мне?
Его собеседник, помолчав около секунды, несколько раз лениво, по-барски хлопнул в ладоши.
– Браво, Левински. Это как с потерей девственности. Трудно только начать, дальше будет гораздо легче. Я уполномочен успокоить вашу чуткую совесть. По крайней мере отчасти. Вам почти ничего не придется делать. Позаботьтесь, чтобы фюрер остался в бункере еще пару суток. Расскажите, к примеру, ему одну из этих ваших сказок, на которые вы такой мастер. Что-нибудь о победоносных войсках Венка, Кребса, Нибелунгов или атлантов, которые, – уже вот-вот! – сотрут с лица Земли орды унтерменшей. Вам лучше знать, – что именно. Если удастся, прикажете непрерывно передавать в эфир вот эту группу цифр. Она ничего не значит и поэтому не может быть расшифрована. Остальное мы берем на себя, и о вашей роли никто, никогда, ничего не узнает.
– Советник?
– Что еще, – в голосе русского прозвучало тяжелое недовольство, – какие-то еще сомнения?
– Нет, дело прошлое. Не вы ли автор тех двух текстов на мое имя? Радиопередача и пластинка?
– Впервые слышу. Лет пятнадцать не писал речей никому, кроме себя. А почему вы решили?
– В стиле есть, – проговорил немец, включая патефон, – что-то общее.
– Интересно, – слегка кивнул Советник, прослушав запись, – надо будет узнать, кто автор. Очень бойкое перо. Но знаете, что? Очень может быть, что никакого такого отдельно взятого человека и вообще нет. Поверьте мне, на свете существуют вещи, которые никто, вроде бы, не делал. Они просто есть – и все. Что-нибудь еще?
– Почему «Левински»? Это никого не может даже ввести в заблуждение.
– Чтобы вы начали отвыкать от себя и привыкать к жизни под другими именами. Видите ли, вступив в сделку с совестью и поступая вопреки всякой справедливости, мы дали вам твердые гарантии на известных условиях. Не будем их повторять. Но я вовсе не уверен, захотят ли наши украинцы признавать гарантии, данные без их согласия Эриху фон Манштейну. После известного приказа о «политике выжженной земли» за подписью этого военоначальника. Это не наш брат великоросс. Народ тяжелый, памятливый и упорный, с большой диаспорой, и вы не скрылись бы, пожалуй, нигде. Ваше счастье, что вы почти ничего не успели с этой откровенно гнусной затеей, а то мы все-таки не стали бы с вами договариваться. Невзирая даже ни на какие выгоды…
Больше запись проиграть не удалось ни разу: была пластинка, были вовсе неповрежденные с виду дорожки, и были записанные на них около четырех минут равномерного высокочастотного шума.